Эти смешливые девочки в белых и розовых платьях очень отвлекали игроков, и те тоже смеялись, видя, что играют гораздо хуже, чем обычно. Они занимали лишь маленький уголок старинного амфитеатра; за ними шли ряды пустых, уже начавших разрушаться скамеек; затем дома Эчезара, так уютно отгороженные от большого мира; и наконец, заполняющая небо огромная темная масса Гизуны, окутанной спящими на ее склонах облаками. Совсем безобидные и не грозящие пролиться дождем, эти серо-голубые весенние облака казались такими же теплыми, как вечерний воздух.
День клонился к закату, и в разрыве облаков, много ниже уходящей в небо вершины, уже проглядывал серебристый диск луны.
Они играли до самых сумерек, до того часа, когда появляются первые летучие мыши, а взлетевший в воздух мяч становится почти невидимым. Может быть, все они бессознательно чувствовали, что подобные мгновения редко повторяются, а потому всеми силами старались продлить их.
Закончив игру, они все вместе отправились к Ичуа, чтобы отдать ему его испанские монеты. Их разложили в два толстых порыжевших портфеля, каждый из которых несли вдвоем мальчик и девочка, шагая в ногу и напевая песню «Прядильщицы льна».
Как сладостны долгие и светлые апрельские сумерки! Вокруг почтенных белых домов с коричневыми или зелеными ставнями цвели розы и множество других цветов. Воздух был напоен благоуханием жасмина, жимолости и цветущих лип. Для Грациозы и Рамунчо это были те восхитительные часы, воспоминание о которых позже, в момент тревожно-тоскливого пробуждения ото сна, пронзительным и сладостным сожалением сжимает сердце…
Кто скажет, зачем существуют на свете весенние вечера и улыбки девушек, и благоухание садов, наполняющее воздух апрельской ночью, и все это восхитительное обольщение жизни, если по неизбежной иронии бытия все кончается разлукой, угасанием, смертью…
На пятницу намечен отъезд в деревню, где в воскресенье состоится праздник. Она расположена очень далеко, в глубоком ущелье у подножия высоких, заросших густым лесом гор. Аррошкоа родился и провел первые месяцы жизни в этой деревне: отец его был там бригадиром таможенников. Но Аррошкоа был тогда слишком мал, чтобы сохранить хоть какие-нибудь воспоминания об этих местах.
Грациоза, Панчика и вместо кучера ее мать, мадам Даргеньярац, с длинным кнутом в руках выехали в маленькой повозке сразу после полуденной мессы, потому что впереди был долгий путь по горным дорогам.
Рамунчо, Аррошкоа и Флорентино, которым еще надо было уладить кое-какие контрабандные дела в Сен-Жан-де-Люз, пришлось сделать большой крюк, чтобы добраться до Эррибияга по железной дороге, связывающей Байонну с Бургеттой. Все трое беззаботны и радостны. Никогда еще баскские береты не красовались над такими сияющими лицами.