У Джеффа кольнуло в груди. В кабинете его фамильного особняка лежало неоконченное стихотворение, посвященное Мэри. Он так и не срифмовал его толком. Теперь было слишком поздно. Все стихи, написанные для Мэри, превратились из любовной лирики в элегии.
Джефф с трудом вернулся к разговору:
— Одно стихотворение Эммета было настолько скверным, что мы с Ричардом решили: это закодированное послание, однако разгадать шифр так и не смогли.
Уикхэм кивнул:
— Я просил проверить те стишки Уиттлсби из Парижа. Тот тоже ничего в них не увидел. Похоже, чтобы раскрыть планы Эммета, нужно копать глубже.
Джефф кивнул и встал.
— У меня уже есть кое-какие идеи.
Уикхэм предостерегающе поднял палец:
— И еще. Вам известно, что ваш друг Доррингтон разгадал тайну Черного Тюльпана?
— Он что-то упомянул вскользь, — сказал Джефф. — Но в подробности не вдавался.
Почему Майлз не углублялся в подробности, Военному ведомству знать не следовало.
В ответ на письмо Майлза — срочное и непонятное («Генриетта вышла на след Черного Тюльпана. Нужна помощь!») — Джефф со всех ног помчался в Лоринг-Хаус на выручку товарищу, но, когда прибежал, выяснил, что подмога больше не требуется. Взъерошенный Майлз и Генриетта были одни и смотрели друг на друга так, что было без слов понятно: затяжной холостяцкой жизни Майлза пришел конец. Генриетта и прежде нередко оказывалась там, где появлялся Майлз, но никогда еще не клала руки ему на пояс и не смотрела на него так, как Кортес на Мексику.
— Мы поженились, — объяснила Генриетта. Они с Майлзом обменялись столь пылкими взглядами, что Джеффу почудилось, что в углу заиграли скрипки.
Он поспешил уйти, почти убежал, искренне, впрочем, радуясь, ибо Майлз и Генриетта как нельзя лучше подходили друг другу.
Только и ту пору само слово «женитьба» навевало на Джеффа тоску.
— Полагаю, вы знакомы с маркизой де Монваль? — спросил Уикхэм, протягивая руку к небольшому свертку на краю стола.
— Отдаленно, — ответил Джефф. Англичанка, вдова казненного на гильотине французского дворянина, маркиза де Монваль была столь прелестна, что было невозможно ее не знать. С тех пор как она приехала в Лондон, к великому неудовольствию Генриетты, красавица настырно преследовала Майлза.
Генриетта вбила себе в голову, что маркиза работает на французов, более того, что она и есть..
Джефф нахмурился:
— Не хотите же вы сказать?..
— Черный Тюльпан — маркиза, — произнес Уикхэм.
— При всем моем уважении… — начал было возражать Джефф. — Вы уверены?
Впрочем, все сходилось, этого нельзя было отрицать. Маркиза осталась во Франции, когда началась эпоха террора. Она принадлежала, согласно парижским осведомителям Джеффа, к ряду революционных сообществ, выступавших за свободу, равенство и отсечение голов. В ее революционных наклонностях можно было не сомневаться. Их семейная жизнь с маркизом складывалась как нельзя хуже. Волновало ли это ныне покойного супруга, можно было лишь гадать, однако, как нередко случается, ненависть к одному представителю аристократии вполне могла разрастись в маркизе до жажды равноправия для всех.