— Сегодня же в школе только последняя линейка и уроков нет, а ты все равно где-то шляешься, — и протянула руку за дневником.
— Да там на реке ляльку мертвую принесло. Даже нитка к пупку была привязана, — оправдывался я, словно своими глазами видел трупик младенца. Потом я рассказал матери, как полицейский допрашивал старика Хання, — видно, тот что-то плохое натворил.
Мать высунулась из окна, выходившего на берег реки, и озадаченно качая головой, наблюдала за полицейским и стариком. Потом проверила, высохло ли белье, и сняв сухое, занесла в дом.
— Ты только про этот трупик жене Кодзава-сан не говори, понял? — сказала она.
Кодзава-сан с женой жил за стенкой — тонкой оштукатуренной перегородкой, и мать, понизив голос, продолжала:
— В прошлом году, как трупик принесло, она сама не своя была, плохо ей было, долго потом в себя приходила. Потом мать перелистала мой дневник.
— Одни двойки да тройки. Обычно у детей, кому наука не дается, хоть по физкультуре хорошо или по труду. А у тебя ни там, ни тут… — Она сердито посмотрела на меня.
— Ну и что! Вон у… так вообще одни двойки.
— Дурачок. Нашел на кого равняться. Вы ж два сапога — пара. Ты за себя отвечай.
Мать стала расспрашивать меня, что же такое натворил старик Хання и какое он имеет отношение к трупику. Я ответил, что ничего не знаю, и улегся на татами. Казалось, что грохот машины, в километре от нас забивавшей сваи, раздавался в комнате еще сильнее, чем на улице.
— Надо же такое… Тут люди просто с ума сходят, как ребеночка хотят… — Мать замолчала и посмотрела на оштукатуренную перегородку.
Наш сосед Кодзава-сан работал в оптовой лавке морепродуктов на центральном рынке. Несколько лет назад врачи сказали жене Кодзава-сан, что вряд ли у нее будут дети, но она никак не могла с этим смириться и все ходила и ходила по больницам. Только везде ей говорили одно и то же. В прошлом году они уже подумали было, что Бог послал им ребеночка, и жена Кодзава-сан не ходила в больницу до тех пор, пока сама не уверилась в этом. Она несколько раз приходила советоваться к моей матери, мать наконец и поверила, что та беременна.
Но когда жена Кодзава-сан пошла в больницу, оказалось, что все это не так. И с тех пор за ней стали замечать всякие странности. Средь бела дня она могла плотно закрыть ставни, как от дождя, и сидеть в темной комнате или вдруг босиком пойти в магазин и позабыть, кто она такая и где живет, и тогда кто-нибудь из соседей приводил ее домой.
Потом ее положили в больницу на полгода. Домой она вернулась заметно посвежевшей, с прояснившимся лицом и сказала матери, что смирилась с тем, что детей у нее не будет. Раньше она очень любила животных — в доме у них вечно то высиживали птенцов птички-ткачики, то она подбирала каких-то бродячих собак. Но после больницы она совершенно разлюбила животных и раздала соседям всех своих птичек-собак.