— Я склонен расценивать случившееся как несчастье, — еле слышно пробормотал тот. — Именно как несчастье, а не как… скажем так…
— А не как позор, — ровно закончил Эгерт. — И напрасно. Потому что это именно позор… И я не уверен, что завтра, придя в себя, моя дочь не проделает чего-нибудь подобного. Если поросёнок ищет грязь — что же, легче высушить все лужи города?!
— Эгерт, — сказала Танталь тихо и укоризненно.
— Болит шея?
— Нет. — Танталь поспешно опустила руки.
— Мы так и будем стоять посреди улицы? — Эгерт Солль усмехнулся. — Господин Рекотарс, может быть, вы согласитесь простить нанесённое вам оскорбление и посетить нас в нашем доме?
— Недоразумение давно заглажено, — кивнул Рекотарс.
И, кивнув, на секунду потерял равновесие.
* * *
Алана спала под присмотром няньки. Старушка дремала в кресле, время от времени вздыхая так, что колебался огонёк свечи; господин Ретанаар Рекотарс стоял посреди гостиной, внимательно разглядывая песочные часы. Танталь давно заметила, что к этим часам у господина Ретанаара была несколько болезненная тяга. Будто бы они завораживали его круговоротом песчинок.
Господин Рекотарс был весь в бинтах. Подраненное «кошкой» плечо, бок, по которому скользнул чей-то кинжал, многочисленные раны и царапины; куртка, заштопанная умелой горничной, нуждалась в стирке. Визитёр, ранее блестящий, теперь еле держался на ногах, и, как ни странно, в таком виде он нравился Танталь куда больше.
Драка на палубе приходила в несоответствие с его позёрством и лицедейством. Собственно, даже глупостью выходка Рекотарса не была — задержав отплытие лодки, он сделал то единственное, что могло спасти Алану. Потому что перехватить судёнышко, идущее по ночной реке, конечно же, можно, но только контрабандисты любят в таких случаях топить запретный груз… В том числе живой…
Танталь передёрнуло.
Там, на проклятой палубе, красавец Ретано не позёрствовал и не врал. Он совершенно сознательно рисковал жизнью за жизнь и свободу чужой ему в общем-то девушки; в том, что Ретано любит Алану, у Танталь по-прежнему возникали сильные сомнения.
Она хотела сказать ему, что он благородный человек. Но вовремя придержала язык: для него это прозвучит оскорблением. Он ощущает своё благородство чем-то вроде кожи, естественным и неотделимым от тела. «Вы благородный». — «А вы сомневались?!»
Но Эгерт, Эгерт-то каков!.. Танталь сумрачно улыбнулась, вспомнив разворачивающееся над палубой весло. Вздрогнула и похолодела, вспомнив трёхгранный кинжал, вонзившийся в тонкое дерево…
— Эгерт, у тебя есть одна особенность. Ты всегда приходишь… в самый нужный момент. Когда без тебя… ну никак.