Весь сеанс Яся и Алена обсуждали новую пассию Андрейчика. Алена была прекрасным собеседником в тех случаях, когда требовалось кого-нибудь злобно и пристрастно обсудить. Оказывается, пока Яся хлопала ушами, она успела заметить, что у девушки той дешевые пыльные ботинки, безнадежно кривые ноги и желтые зубы заядлой курильщицы. Ярослава не была докой в жанре сплетни, но и она несмело рискнула заметить, что в профиле «оранжевой» было нечто куриное. Алена горячо ее поддержала. К тому моменту когда на экране под лирическую музыку поплыли финальные титры, Яся была твердо убеждена в том, что Максим связался с этой кривоногой мымрой исключительно ради самоистязания. Потому что он до сих пор не может себе простить расставания с любимой женщиной. То есть Ярославой.
Но когда в зале зажегся свет, она покосилась в его сторону и увидела, как он что-то шепчет ей на ухо, а она смеется и смотрит на него – одновременно кокетливо и укоризненно. И зубы ее казались не такими уж душераздирающе желтыми. И вообще она была вполне ничего.
Алена в тот вечер предложила пойти в ночной клуб, но Ярослава сослалась на головную боль и отправилась домой. По дороге она купила в ларьке пачку ментоловых сигарет, чтобы курить их одну за другой, рассматривая старые фотографии. И когда она вопросительно заглядывала в довольные физиономии двух фотографических людей (один из которых в то же самое время где-то на другом конце Москвы наверняка подливал в стакан своей спутницы вина и одновременно гладил ее по коленке), в глубине ее души шевельнулось нечто, сильно смахивающее на сожаление. Но Ярослава бойко отогнала прочь это странное чувство. Сигарету выкурила, фотографии, посомневавшись немного, все же выбросила.
С тех пор прошло несколько месяцев. Ее жизнь вошла в привычную колею. Три дня в неделю она ходила на работу, почти каждый день обедала с подружками, почти каждый вечер бегала на свидание, почти каждую ночь спала с мужчинами. Какому-нибудь домоседу ее жизнь могла показаться завидно многообразной. Яся же не могла отделаться от ощущения, что она монотонна и бессмысленна. Потому что разными были только платья, рестораны и мужчины. По сути же каждый завтрашний день обещал оставить за собой то же чувство внутреннего неудовлетворения, что и вчерашний.
И вот в тот вечер, после телефонного разговора с Аленой, которой в очередной раз не повезло в любви, Ярослава снова полезла в коробку с фотографиями. Старенькая обувная коробка вмещала в себя почти двадцатичетырехлетнюю хронику ее жизни. Она не любила фотографироваться, потому что неподвижность кадра убивала две трети ее обаяния. Ее красота была не в чертах лица, а в мимике, пластике, звуке ее смеха. На карточках же неизменно проявлялась толстощекая девица с заплывшими глазками и намечающимся вторым подбородком.