Дон Жуан (Байрон) - страница 56

На первую страницу
89
Исчезнет прах, забудется могила,
Умрет семья, и даже весь народ
В преданьях хронологии унылой
Последнее пристанище найдет;
Но вдруг из-под земли ученый хилый
Остатки манускрипта извлечет
И строчки возродят померкший разум,
Века забвенья побеждая разом!
90
«Что слава?» — усмехается софист.
Ничто и Нечто, облако, дыханье!
Известно, что историк — казуист
Ее распределяет по желанью.
Приам воспет Гомером, Хойлем — вист,
Прославленного Мальборо деянья
Забыли бы мы все, когда б о нем
Написан не был Кокса то петый том.
91
Джон Мильтон — князь поэзии у нас:
Учен, умерен, строг — чего вам боле?
Тяжеловат бывает он подчас,
Но что за дар! И что за сила воли!
А Джонсон сообщает, что не раз
Сего любимца муз стегали в школе,
Что был он скучный муж, хозяин злой
И брошен был хорошенькой женой!
92
Имели Тит и Цезарь недостатки.
О приключеньях Бернса знает мир.
Лорд Бэкон брал, как полагают, взятки,
Стрелял чужих оленей сам Шекспир,
И Кромвеля поступки были гадки,
Любой великой нации кумир
Имеет нежелательные свойства,
Вредящие традициям геройства!
93
Не каждый же, как Саути, моралист,
Болтавший о своей «Пантисократии»,
Или как Вордсворт, что, душою чист,
Стих приправлял мечтой о демократия!
Когда — то Колридж был весьма речист.
Но продал он теперь газетной братия
Свой гордый пыл и выбросил, увы,
Модисток Бата вон из головы.
94
Их имена теперь являют нам
Ботани-бэй моральной географии;
Из ренегатства с ложью пополам
Слагаются такие биографии.
Том новый Вордсворта — снотворный хлам
Какого не бывало в типографии,
«Прогулкой» называется и мне,
Ей-богу, омерзителен втройне!
95
Он сам нарочно мысль загромождает
(Авось его читатель не поймет!),
А Вордсворта друзья напоминают
Поклонников пророчицы Сауткотт:
Их речи никого не поражают
Их все — таки народ не признает.
Плод их таланта, как видали все вы,
Не чудо, а водянка старой девы!
96
Но я грешу обильем отступлений,
А мне пора приняться за рассказ;
Такому водопаду рассуждений
Читатель возмущался уж не раз.
Теряя нить забавных приключений,
Я прихожу в парламентский экстаз,
Мне в сторону увлечься очень просто,
Хоть я не так велик, как Ариосто!
97
Longueurs[22] — у нас такого слове нет,
Но, что ценней, есть самое явленье;
Боб Саута, наш эпический поэт,
Украсил им бессмертные творенья.
Таких longueurs еще не видел свет!
Я мог бы доказать без затрудненья,
Что эпопеи гордые свои
Построил он на принципах ennui.[23]
98
«Гомер порою спит», — сказал Гораций.
Порою Вордсворт бдит, сказал бы я.
Его «Возница», сын унылых граций,
Блуждает над озерами, друзья,
В тоске неудержимых ламентаций:
Ему нужна какая-то «ладья»!
И, слюни, словно волны, распуская,
Следующая страница