Делорм прошла на кухню, крохотную и аккуратную, точно корабельный камбуз, и заварила чай. К тому времени, как он был готов, рыдания мисс Грин утихли, превратившись во всхлипывания, а когда она стала деликатно прихлебывать чай, мучения уступили место гневу.
— Я его убью, — заявила она посреди разговора. — Я его убью, совершенно точно.
— Вы не можете этого сделать, — мягко возразила Делорм, — но вы можете помочь добиться того, чтобы он больше никогда этого не совершал.
Затем гнев сменился угрызениями совести.
— Я должна была знать. Почему я не заметила? Бедная моя девочка. О господи. Все время, когда я оставляла их вдвоем. Я разрешала ему брать ее в походы! Плавать на лодке! Разрешала ему увозить ее из города! Мне никогда и в голову не приходило, что он может сделать что-то такое.
— Он предпринимал все усилия, чтобы вы ничего не заподозрили.
— Но я все равно должна была догадаться. Теперь, когда вы мне обо всем рассказали и показали фотографии, я легко в это верю. Я знаю: то, что вы сказали, — правда. Так почему же я сама не сообразила? Он столько раз хотел повезти ее куда-нибудь один… Какая я идиотка! Ох, бедная Мелани.
Еще слезы, еще чай, и наконец слезы перестали литься, мисс Грин потянулась за телефоном и набрала номер.
— Не отвечает, — сообщила она и набрала опять. Она позвонила три раза, прежде чем Делорм предложила, чтобы они просто поехали к Мелани в пансион.
— Не знаю, почему она не берет трубку, — в пятый раз сказала мисс Грин по пути к Мелани. Как и большинство людей, на которых обрушиваются дурные вести, она проявляла то раздражение, то надежду. — Я уверена, что с ней все нормально, — тут же произнесла она.
Делорм свернула с Самнер-стрит на Макферсон-стрит.
— А на что я надеюсь, — проговорила она, — так это на то, что Мелани даст показания против мистера Раули.
— Но, конечно, фотографий достаточно, чтобы его обвинить? Этого ублюдка. Его надо кастрировать, вот что ему нужно.
— С фотографиями будет много возни, — ответила Делорм. — А свидетельство Мелани уничтожит у присяжных всякие сомнения. А если она не станет давать показания, они зададутся вопросом, почему она этого не сделала. Это может быть истолковано в его пользу.
— Но для нее это будет так ужасно. А я-то все эти годы удивлялась, почему она такая несчастная, а оказывается, ее мучил человек, которого она обожала. Он ее использовал, как, как… ох, не могу даже сказать как… а потом полностью исключил ее из своей жизни. Если она будет выступать в суде, опять всплывут все эти воспоминания.
— Мисс Грин, я уже около десяти лет работаю с жертвами изнасилований. Почти во всех случаях, — не могу сказать, что во всех, но почти в каждом случае — они обнаруживают, что это действует на них благотворно — дать показания против человека, который их обижал. Да, это их смущает. Да, это мучительно. Но далеко не так мучительно, как продолжать хранить молчание. И если они работают с хорошим психотерапевтом, это в конечном счете может оказаться очень полезно.