Изображения на ее столе, поняла Делорм, были, по сути, фотографиями с места преступления. Преступник сделал их сам в процессе совершения своего преступного деяния; в этом смысле производство детской порнографии уникально. На некоторых снимках девочке было, наверное, всего семь или восемь лет, ее щеки и шея сохраняли младенческую припухлость; на других ей было уже лет тринадцать. У нее было приятное, открытое лицо, очень светлые волосы до плеч и почти неестественно зеленые глаза: на некоторых фото их цвет казался еще более насыщенным, потому что из этих глаз текли слезы. Здесь были сцены в спальне, на диване, на яхте, в палатке, в гостиничном номере. На одной из фотографий была специально размыта одна деталь: шапочку, которая была на девочке, превратили в мутное сине-белое пятно.
Мужчина тщательно следил за тем, чтобы не показывать свое лицо, поэтому на снимках он представал в виде какого-то комплекта разрозненных деталей. Он был волосатой рукой, мохнатой грудью; он был тощими как палки ногами, прыщавым плечом, задом, который только начал обвисать. Его член, снятый крупным планом на многих фото, выглядел докрасна обожженным — не то от неправильной эксплуатации, не то от плохой съемки, точно сказать не представлялось возможным. Делорм не была ханжой и мужененавистницей, но ей показалось, что это самая уродливая вещь, какую она в жизни видела.
Ей пришло в голову, что этот мужчина — вообще не человек: что он — просто кусок ожившей плоти, монстр, вырвавшийся из лаборатории сумасшедшего ученого. Но сокрушительная истина состояла в том, что это конечно же действительно был человек. Он мог быть кем угодно, он мог быть кем-то из знакомых Делорм. И мало того что он был человеком: жертва его любила, иначе почему на многих снимках она так безмятежна, так улыбается? Видимо, он либо отец девочки, либо кто-то из очень близких ее семье людей. Девочка его любила: Делорм не сомневалась в этом, и сердце у нее ныло.
Вместе с этим материалом из Торонто прислали еще два конверта. В первом лежали точные копии снимков, но девочка и ее партнер были с них удалены путем цифровой обработки. В результате остались только ничем не примечательные виды и интерьеры: безвкусный диван, что-то вроде гостиничной кровати, внутренность палатки, двор с неопрятным игрушечным домиком из пластмассы, — обстановка, не вызывающая никакого интереса, если не знать, что в ней происходило.
В третьем конверте лежало всего одно фото — увеличенная копия того снимка, где девочка была в шапочке. Это был шерстяной «колпачок», синий с белым, изображение уже было избавлено от размытости. Делорм понятия не имела, как торонтским полицейским удалось это сделать; на мгновение у нее перехватило дыхание. Она узнала эту шапочку. Не все вышитые буквы удавалось распознать, но кое-что четко можно было разглядеть: «АЛГОН… ЗИМ… МЕХ». Алгонкинский зимний меховой карнавал.