Келли ударилась в слезы, что застало Кардинала врасплох. Его дочь все это время держалась относительно спокойно, — видимо, пытаясь как-то облегчить его собственное горе, — но теперь она ревела, точно девочка. Он положил ей руку на плечо, пока она исходила плачем.
— Ух ты, — произнесла она, после того как сходила умыться. — Похоже, мне надо было выплакаться.
— Такая она была, когда мы познакомились, — пояснил Кардинал. — Я решил тогда, что это самый красивый человек из всех, кого я в жизни видел. Обычно думаешь, что таких можно встретить разве что в каком-нибудь фильме.
— Она всегда была такая сосредоточенная?
— Наоборот. Она все время дурачилась.
— Может, пробежишься со мной? — вдруг предложила Келли. — И нам станет легче.
— Ну не знаю…
— Давай. Ты же еще бегаешь, правда?
— Не так часто, как когда-то…
— Ну давай, пап. Тебе полегчает. То есть нам.
Мадонна-роуд — совсем рядом с Шестьдесят девятым шоссе, так что им пришлось полкилометра бежать по обочине и только после этого свернуть налево, на Уотер-роуд, которая шла по берегу Форельного озера. День был ясный и сияющий, в воздухе стоял резкий осенний запах.
— Ух ты, чувствуешь, как пахнет листьями? — восхитилась Келли. — На этих холмах есть все оттенки, кроме синего.
По натуре Келли совсем не была жизнерадостной резвушкой; она просто пыталась подбодрить Кардинала, и его это растрогало. Он тоже воспринимал красоту дня, но, пока они бежали сквозь пригород, их шаги выбивали у него в голове дробь: «Кэт-рин мерт-ва, Кэт-рин мерт-ва». Кардинал испытывал противоречивые чувства: и опустошение, и колоссальную тяжесть, словно его сердце заменили куском свинца. Кэтрин тоже вдыхала этот морозный воздух.
— Когда тебе обратно в Нью-Йорк? — спросил он у Келли.
— Ну, я им сказала, что прихвачу две недели.
— Знаешь, тебе ведь незачем так долго тут оставаться. Тебе наверняка уже надо возвращаться.
— Все в порядке, пап. Я сама хочу остаться.
— А что сегодня? У тебя есть какие-нибудь планы?
— Хотела позвонить Ким Делани, но вот не знаю… Помнишь Ким?
Кардинал припомнил крупную блондинку, сердитую на весь белый свет и очень политизированную. В старших классах они с Келли были неразлучны.
— Мне казалось, Ким уже давно погрузилась в мерзкую пучину большого мира, — ответил он.
— Да, мне тоже так казалось.
— Как-то ты это скорбно сказала. — Кардинал ударился о мусорный бак. Рядом, за изгородью, начал прыгать джек-рассел-терьер, изрыгая затейливые собачьи угрозы.
— Ну, какое-то время мы с ней были лучшими подругами, а теперь вот даже не знаю, стоит ли мне ей звонить, — проговорила Келли. — Ким была самой умной девушкой в Алгонкин-Бей, гораздо умнее меня: глава дискуссионного клуба, делегат молодежной ООН, редактор школьного ежегодника. А теперь она, похоже, решила стать королевой предместий.