«Ну, ты, толстая Марпл», – говорю я, и, как всегда по утрам, при взгляде на нее мое настроение резко улучшается.
Она, заспанная, выходит ко мне в переднюю, я сую ее себе под мышку и несу в ванную комнату. Она стонет при этом как третьеразрядная шлюха, которая симулирует оргазм.
Филипп строго-настрого запретил мне пускать Марпл в ванную. Негигиенично! В кровать ей, конечно, тоже нельзя. Косо смотрит он и на то, как она гуляет по кухне. Но сегодня мне доставляет удовольствие нарушать все его запреты. Прежде чем окончательно уйти, я еще брошу пару килограммов ватных тампонов в унитаз, не уберу сливочное масло в холодильник, еще – две, три царапины от каблука на свеженадраенном паркете и крошки от моего любимого печенья за подушками дивана.
Это прекрасно – знать, что оставил свой след в жизни другого человека.
Я осторожно сажаю Марпл на большой умывальный столик и смотрю на нас в зеркало.
Куколка и Марпл.
Марпл – это шарпей, собака в складку. Собственно, ее зовут Мисс Марпл. В честь мисс Марпл. Потому что она так же выглядит и вообще такая же в точности. Много-много складок, сварливый характер и склонность появляться там, где ее меньше всего ждешь.
Моя Марпл абрикосового окраса, ее толстая шкура с короткой шерсткой как будто велика ей на три размера. Много тяжелых складок на лбу, которые нависают над самыми глазами, придают ей выражение задумчивости и меланхолии.
Или, как выражается Филипп: «Она выглядит так, будто ее гнетут мировые проблемы». Марпл вошла в мою жизнь три года назад, когда я взяла ее у своей знакомой, которая купила щенка за большие деньги, а через две недели у нее началась аллергия на собачью шерсть. Может быть, у нее была аллергия и на внешний вид Марпл. Она действительно очень, очень безобразна.
Филипп всегда отказывался гулять с ней при дневном свете. В своем офисе он, само собой, никогда с ней не появлялся. Он говорил, что уронит свой авторитет, если приведет в бюро сморщенный, слюнявый абрикос на поводке.
Когда мы ночевали у него первый раз, Филипп приготовил для Марпл большую, страшно некрасивую собачью корзину. Сначала это глубоко меня тронуло: я подумала, что мой новый божественный друг хочет, чтобы моя маленькая Марпл чувствовала себя на уикендах этаким милым пудельком. Но он поставил корзину в самый неуютный темный угол своей 180-метровой квартиры: в крошечной каморке где-то между гладильной доской, бельевой стойкой и винными полками.
Я не хотела сложностей, промолчала и задвинула Марпл в ее угол. Это была ошибка.
Меня до сих пор мучают угрызения совести и кошмары.