— А теперь убирайся… — повторил он еле слышно.
— Чего стряслось-то? — Парень зло уставился на него. — Тебе не понравилось?
— Да уходи ты! — взмолился Антонио. Он рухнул во вращающееся кресло за столом и сжал голову руками. Затем резко вскинул глаза: — Не туда! Через другую дверь!
— Да ладно тебе…
Он услышал, как дверь за парнем захлопнулась. Наконец-то он один.
Он просидел не шелохнувшись довольно долго: не было ни сил, ни малейшего желания возвращаться в реальность. После того, что случилось… Непонятно, как вообще он сможет взглянуть в глаза Лиз или Дорис Баклин.
На какое-то мгновение его охватило отчаяние. Что же делать?
Решение пришло неожиданно, пронзив простотой и ясностью. Анук. Его жена. Нужно срочно позвонить Анук…
Он с силой потер вспотевший лоб.
Анук скажет, что делать. Она умеет найти выход из самой безвыходной ситуации.
Дрожащей рукой он потянулся к телефону и набрал домашний номер, с нетерпением считая про себя звонки. Один… Два…
"Анук… Анук… Анук…" — мысленно посылал он сигналы домой, нетерпеливо барабаня нервными пальцами по стеклянной столешнице.
Неужели она уже ушла?
— Она должна подойти, — пробормотал он тихо. — Анук, подойди же! Ну пожалуйста!.. О Господи, — молил он, — только бы она была дома!
Четыре звонка. Пять…
— Ну пожалуйста, ну же… — стонал Антонио, слушая, как в его квартире на 5-й авеню раздается уже шестой звонок.
— Когда-нибудь, — нежно проворковала Анук де Рискаль, поглядывая в обрамленное черепаховой рамой зеркало на своего парикмахера, — ты доиграешься. Отрежут тебе твою штучку. Тогда не ищи у меня сочувствия.
— О-о! — в притворном ужасе простонал Вильгельм Сент-Гийом, профессионально-небрежно поигрывая мягкими, сверкающими и черными как вороново крыло волосами Анук. — Ах, гадость, гадость, гадость… Ну и как нам сегодня спалось? — Парикмахер говорил с легким, едва заметным акцентом жителя континента.
— Нам спалось превосходно, спасибо, — язвительно отозвалась Анук. Окруженная королевской роскошью обитой томно-фиолетовым бархатом и обставленной в русском стиле девятнадцатого века спальни, она улыбалась зеркальному отражению своего похожего на паука парикмахера, который каждые три дня, пока она оставалась в своей городской квартире, приходил к ней, чтобы в уединении ее апартаментов совершить очередное таинство с ее волосами.
Вильгельм подозрительно покосился на нее в зеркало и слабо всплеснул руками:
— Неужели же я, который знает каждый сантиметр этой прелестной головки и который не видел вас целый месяц…
— Понятно, не видел, Вильгельм. Я же была в Карайесе и Лас-Хэдасе.