- Ба-атя, да когда же мы эстолько-то дела переделаем?
- Не бойсь,- коротко покашлял отец.- Глаза боятся, руки делают. Вот, берите пилу, топоры и с той кучи и начинайте,- показал отец на ближайший куст черемухи.-А я здесь задержусь, надо же что-то к обеду сообразить.
- У нас в лодке глухарь, батя. Может, разделать?- подсказал Федя.
- Справлюсь, сварю,- сказал отец.
Только черемуху по берегу пришлось рубить целых три дня. Все хозяйственные хлопоты отец взял на себя и, время от времени, отрывался от главного дела, чтобы сварить обед, вскипятить чаю. А Федя с Ильей махали топорами без передыху, после долгого дня с трудом распрямляли поясницу да рукавами рубах вытирали с лица окончательный пот, когда солнце, садясь, уже цеплялось за верхушки деревьев. Подкрепившись, отец с сыном садились точить топоры: устал ли, с ног ли валишься, но
инструмент должен быть в исправности. А топоры за день не раз и в землю вонзались, и по близкому от поверхности камню шоркали - всяко. Говорят, уставши и на зубьях бороны выспишься. А уж в пологе, под берестяной крышей и подавно как в раю: отец, оказывается, взял с собой лосиную шкуру на подстилку и овчинное одеяло. Было всем и тепло и уютно. Федя засыпал тотчас, как голова падала па подушку, и уже до утра спал как убитый. А утром просыпался от птичьего гомона, гудения комарья за пологом, от легкого прикосновения утреннего ветра. Отец вставал раньше всех: каждое утро проверял сети на старице. Федя легонько прикасался к плечу Ильи, уже вовсе обородатевшего, сладко сопящего рядом, и они немедля выходили из полога.
Чуть поплескаются у воды и сразу за работу, чтобы перед завтраком успеть поразмяться с топориком. Намахали две поленницы, каждая сажени по три. Ижма несла сюда обвалившиеся с берегов деревья. Нижние настолько затвердели - топоры не брали. Стволы лежали слоями, настоящее кладбище леса.
На четвертый день рубили кустарники вдоль протока и старицы. Полосу шириной в два аршина, как велел отец. Вырубленные кусты стаскивали на песок, где трава уже не росла. Полоса оказалась вдвое шире: рубили-то стелющийся ивняк… Когда куча на песке вырастала порядочная - ее поджигали, и она то пылала с веселым треском, то выпускала бесшумные клубы густо-молочного дыма, когда веселый огонь заваливали сырыми ветвями ивы. Вечером солнце скрылось не за верхушками деревьев, а еще высоко в небе воровски нырнуло в черные тучи.
- Задождит ночью,- сказал отец, и они перенесли все вещи из лодок под берестяной навес.
Дождь и пошел ночью - громко затарабанил по гулкой крыше навеса. Утром отец коротко бросил сыну, когда тот сел спросонья: