— Все уговаривал: «Давайте, товарищ командир, сделаю портрет, ахнут». Жаль, что поломал. А как ты смотришь на такое? Заиметь бы нам музыку, скажем, хотя бы гармошку. Пустить бы ее вечерами по окопам. Было бы людям все же веселей, а то был вчера у минометчиков, так что ты думаешь? Заполняют люди скучные вечерние пустоты другим.
— Что-то натворили? — насторожился замполит.
— Пока немного, но, как говорится, лиха беда начало. Пришлось задержаться, и оказалось, что не зря. Иду по ходу сообщения и вижу: в тупичке тянется из земли струйка дыма. Подошел ближе. Из-за дернины торчит разбитый кувшин. Из него-то и дымит, а в ходе сообщения на стенке растянута плащ-палатка. Поднял, а там подбрустверный блиндаж. В глубине еле-еле поблескивает огонек. Оказывается, слепили печурку, над ней подвесили ствол разбитого немецкого миномета, к нему пристроили бензопроводные трубки. На стене укрепили канистру с водой, для выгонки самогона большего не надо.
— Додумались, черти полосатые!
— В том-то и беда, что не черти. Смотрю, у печурки затаился солдатик. Прижал уши, что зайчонок, нос упрятал в угол. На оклик повернулся. Гляжу, глазенки горят. Под дровишками упрятал две фляги первача.
— Конечно, батарея при таком запасе не сопьется, но для того, чтобы ославить полк, достаточно и этого.
— Вот именно. Когда стал разбираться, то выяснилось, что начали солдаты украдкой похаживать на свекольное поле, оставшееся неубранным в прошлую осень. Буряк хотя и промерз зимой, но какая-то часть сахара в нем все же сохранилась. Дрожжей добыли в деревне. Позвал старшину Гнатюка, стал допытываться, мол, как так могло получиться, что в лучшем подразделении полка дошли до безобразия, так стоит осунувшийся и молчит. Когда спросил покруче, заплакал. Да, заплакал тот самый Гнатюк, которого совсем недавно все знали как лихого кавалериста в кубанке набекрень. «Виноват, товарищ командир. Недосмотрел». Из дальнейшего разговора узнал, что убит старшина тяжким горем: два сына погибли в боях чуть ли не в один месяц, одну невестку немцы повесили как заложницу, другую угнали в Германию, а теперь грянуло еще более страшное — власовцы растерзали жену. Из всей большой семьи остался один внук годиков шести. Не знает, где теперь сиротинка.
Дремов посмотрел на замполита. Тот, тяжело вздохнув, высказал свою мысль:
— Вот тебе и пойми. На первый взгляд может показаться все совсем просто. Допустил промах — накажи, чтобы наперед покрепче запомнил, что за службу спросят, а оно вон как получается. Можно наломать дров. Придется разобраться до конца да и выправить дело.