— Стой! — приказал Дремов, выпрыгивая из машины. За ним поспешил и полковник Бондарев. Глядя в сторону разрывов, они поняли, что авиация противника одной группой пикирующих бомбардировщиков наносит удар по району расположения выдвинутого ближе к реке армейского понтонного батальона, а другой, несколько меньшей, по штабу дивизии. И хотя наши зенитчики, открыв массированный огонь, сбили два самолета, остальные продолжали развороты над целями.
— Не случайно к району батальона все пытался прорваться разведчик, — проговорил Дремов.
— Видать, все же нащупал, — продолжил мысль Бондарев.
Вскоре многие дома в деревне в районе командного пункта охватило пламенем. Рванувшись вперед, машина через несколько минут была на КП. Там после ухода самолетов поднялась суета. Одна бомба разорвалась в нескольких шагах от врытой в стенку оврага столовой, а вторая рядом с блиндажом радистов. Из-под обломков доносились стоны людей. И хотя начальником штаба уже были приняты срочные меры для оказания пострадавшим помощи, в наведение порядка вмешался и новый комдив.
Видя, что его присутствие излишне, Дремов поспешил к своему загоревшемуся дому, а когда оказался рядом с ним, увидел в дыму, недалеко от полыхающего забора, окровавленную Ядвигу. На ее лице застыл ужас, а широко открытые глаза смотрели куда-то вдаль. Отнеся Ядвигу в безопасное место и находясь еще какое-то время около нее, он заметил зажатые в ее руке листочки бумаги.
Поздно вечером, после похорон погибших при бомбежке, Дремов вспомнил о поспешно сунутой в карман записке.
Взволнованно, размашисто писала Ядвига.
«Дорогой и любимый Иван Николаевич! О том, что вы убываете, я совсем случайно узнала третьего дня. За это время много пережила, передумала. Не хотелось верить, что вас здесь больше не будет. А сегодня на рассвете, ни у кого не спросясь, убежала к вам, чтобы побыть с вами хотя бы недолго. Но вас не застала.
Собираясь уходить, увидела на столике фотографию и ужаснулась. Ведь это Анна Павловна? Я не ошибаюсь? Ее я знаю много лет, с начала учебы в институте. Она была руководителем нашего научного кружка и много мне помогала, особенно при подготовке к государственным экзаменам.
Все студенты были в нее влюблены, а когда узнали о постигшем ее семейном горе — очень переживали. Вы знаете, о чем идет речь. Но самую тяжелую скорбь мне пришлось пережить в первый день войны, когда увидела после бомбовых ударов фашистской авиации по Минску, как Анну Павловну уносили на носилках в бессознательном состоянии. Выжила ли она — сказать трудно.
А тут получилось так, что я полюбила вас всей душой и зашло у меня это так далеко, что я была уже не в силах себя сдерживать. Но ведь я не знала, что вы ее муж.