«Хорошо хоть не розы…» Она приземлилась в ломкие тюльпаны, на мгновение замерла, вслушиваясь в ночь… И без всякой спешки, гуляющей походкой пошла сонным парком меж деревьев и кустов. Вокруг стояла тишина, только пробовали голоса шальные птицы. Славный город Монако во главе со своим князем мирно почивал у неё за спиной.
Кейс благополучно перелезла через ограду, ступила на древние камни мостовой… и неожиданно рассмеялась, правда, беззвучно. Она только сейчас заметила, что так и шагает в короне монакских княгинь. «Эй, подданные, ау?..»
Однако для веселья не было времени. Кейс убрала корону в сумку и ускорила шаг. «Десятка, даже козырная, никогда не будет королевой. Увы, но это факт. А факты вещь упрямая…»
Путь женщины лежал в порт, к укромному причалу, где вот уже три дня стояла наготове паровая яхта. Оставалось совсем немного, но без последнего приключения не обошлось. Стоило Кейс шагнуть на причал, как откуда-то вывернулись двое — дама и кавалер.
Дама была не кто иная, как уволенная служанка Гретхен, а в кавалере князь Альберт, появись он некоторым чудом здесь на причале, сразу узнал бы раздолбая-служителя, загубившего несчастную мурену.
За него-то Кейс перво-наперво и взялась.
— Только сунься, гад, — крикнула она и рукой нарисовала страшный знак. — Я тебе такой эгильет[143] затяну, уже никто не развяжет. Придётся рубить, как гордиев узел. Под самый корень!
Гретхен, видимо, отлично знавшая, что Кейс слов на ветер не бросает, жутко побледнела и поспешно ответила:
— Ладно, ладно, тварь, пусть всё будет между нами! Только ты и я, и пусть сталь нас рассудит!
В ней ничего не осталось от служанки, смиренно убиравшей посуду. Куда только подевались чепец, белый передник, чёрные башмаки и розовые ленты! Бриджи, сюртучок, сапоги со шпорами, шёлковая, с кружевами, распахнутая рубашка! Женщина выглядела совершеннейшей наездницей, а в руках держала хлыст и нож-кошкодёр.[144] Клинок длиной в полруки был весь изъеден глубокими кавернами. Такие отметины бывают от смертельного яда.
— Ну что, сука? — щёлкнула, как выстрелила, Гретхен хлыстом. — Тебе говорили, что это белое платье очень смахивает на саван? В нём тебя и зароют…
Мощная, самоуверенная, она ничуть не сомневалась в победе.
— Ты же сказала, пусть рассудит сталь. — Едко усмехнувшись, Кейс выхватили наваху, мигом раскрыла, встала в позицию. — Зачем тогда щёлкаешь своей хлопушкой? Мух бьёшь?
Стояла она грамотно, на испанский манер, — левая рука впереди, на уровне пупка, правая, вооружённая, у правого же бедра. Весь её расчёт был на единственный удар. Какое может быть фехтование против отравленного тесака?