Он одним сильным движением оборвал с плеча «полковника» эполет, а следом и второй. Вслед за тем принялся один за другим срывать ордена, а там и медали – не утруждая себя расстегиванием булавок, выдирая с кусочками сукна. «Полковник» сначала трепыхнулся, но остановленный грозным взглядом Бестужева, замер неподвижно.
– Вот так, – сказал Бестужев, когда дело было закончено. – Что до французского и германского орденов, то тут уж я не вправе что-либо предпринимать, твое счастье… Можешь щеголять дальше, сколько тебе заблагорассудится.
– Эй, ну что такое! У меня же нет никакого другого платья! Как я теперь покажусь на людях?
– Вот это уже не моя забота, – сказал Бестужев. – Придумай что-нибудь сам, с твоим-то умом. Скажи, что в определенный день недели русские офицеры появляются на публике без эполет и орденов…
– С такими дырками? Мундир испортили…
– Ах да, мундир… – усмехнулся Бестужев. – Снимай.
Он отступил и, поигрывая револьвером, дождался, пока самозванец разоблачится. Подошел к иллюминатору, открутил барашки, с натугой отвалил тяжелый стеклянный круг в бронзовой оправе и просунул мундир туда. Он сразу же, подхваченный ветерком, исчез с глаз.
– Вот теперь, пожалуй, и кончено… – сказал Бестужев.
Развернулся на каблуках и вышел из каюты. Встречная пожилая пара удивленно на него посмотрела – эти нелепые эполеты в руках – но, разумеется, степенно прошествовала дальше. Бестужев шагал, совершенно не чувствуя себя победителем, ощущая лишь опустошенность и тоску – перед глазами у него все еще стояло лицо женщины, испытавшей самое страшное разочарование в жизни.
Он не успел дойти до своей каюты – незнакомый стюард решительно заступил дорогу и, несмотря на то, что коридор был пуст, понизил голос едва ли не до шепота:
– Господин майор, капитан просит вас сейчас же прийти к нему, вы должны знать, в чем дело…
Бестужев понял, что он и тут оказался победителем – но не испытал ни малейшей радости…