– Вы, – с расстановкой проговорила Элиза, – ты собираешься отпустить меня?!
Арман кивнул, рассеивая ее последние сомнения.
– Но как? Почему?! – От волнения у девушки перехватило дыхание. – Арман, ты говоришь все это серьезно? Или решил поиздеваться надо мной?
– Прости меня, Элиза! – вдруг воскликнул он, порывисто стиснув ее руку. – Ради всего святого, прости! Я вел себя, как самый отпетый мерзавец. Я не должен был заставлять тебя расплачиваться за грехи других людей. Не знаю, способна ли ты меня понять, – Лаваль пристально посмотрел ей в глаза. – Я целых двенадцать лет хранил ненависть к давнему врагу. И все последние время был уверен, что поступаю правильно. Но ты дала мне понять, что ненависть только разрушает душу, не облегчая боли. И потом, сама Жанна просила, чтобы я не мстил за нее. Но я предпочел об этом забыть, – прибавил он дрогнувшим голосом, от которого сердце Элизы почему-то мучительно заныло.
– Где твои товарищи? – спросила она, просто чтобы скрыть охватившее ее смятение.
– В соседней пещере, – ответил Арман, чувствуя огромное облегчение оттого, что тяжелый разговор закончился. – Здесь их несколько.
– И каждая ведет в пропасть?
– Не думай об этом больше. – Лаваль, успокаивающе погладил ее по щеке. – Все твои мучения закончились. Завтра ты вернешься домой, и у тебя все снова будет хорошо.
– Что будет хорошо? – с прорвавшейся горечью воскликнула Элиза. – Моя жизнь с Мартином Шепардом?
Лаваль окинул ее слегка удивленным взглядом, и Элиза вдруг почувствовала себя крайне глупо. Ситуация и без того слишком запутанная, чтобы еще думать о графе Шепарде. Да и какое дело Арману до ее проблем, когда у него хватает и своих? Но настойчивая потребность выговориться просто сжигала Элизу изнутри.
– Расскажи мне о своих отношениях с Мартином, – неожиданно предложил Арман, словно прочитав ее мысли. – Хотя, подожди, сначала я сбегаю за провизией и вином, а потом ты мне все расскажешь. Ты ведь, наверное, умираешь от голода, бедняжка?
Элиза кивнула, и Арман поспешно ушел, а потом вернулся назад с корзинкой в руках. Удобно устроившись на ворохе мягких тканей, девушка принялась с небывалым аппетитом уплетать принесенный ужин, попутно рассказывая Лавалю историю своей жизни. Слова лились легко, словно быстрый ручеек, оставляющий за собой омытую землю. И почему-то с каждой минутой все наболевшие проблемы казались все менее серьезными и все менее трудными. Даже Мартин Шепард не выглядел больше в глазах Элизы властным, жестоким тираном, с которым невозможно жить. Отчего в ее душе произошла эта странная перемена, Элиза понять не могла. Она лишь инстинктивно догадывалась, что это как-то связано с появлением в ее жизни наполеоновского офицера. Но в эти минуты девушка чувствовала себя слишком уставшей, чтобы долго думать об этом.