– А чего откладывать? Вдруг больше времени не будет? Или вон остальные вернутся, мешать будут.
Словно в ответ на его опасения со стороны входа послышался настойчивый стук и нетерпеливый, доносящийся через щель голос Петра:
– Открывайте быстрее! И оставьте нам хоть ложку гуляша, гады!
Василий двинулся открывать, а Сильва подхватилась и унеслась во внутренние помещения со словами:
– Побегу искупаюсь!
Когда ребята ввалились в тамбур, отряхивая с себя налипший снег, старший группы вышел наружу и установил охранную сигнализацию. В такой снегопад от нее будет мало проку, но и оставлять подходы без малейшего оповещения он себе не позволил. Уже заклинив за собой камень и заложив оставшиеся щели обрывками старых одеял, он вернулся к камину и прислушался к ругани Петра с Куртом.
– Кошмар! Темень полная, и снег вдруг мокрый стал, – жаловался немец. – Еле дотащили. Неправильная зима в этих горах, совсем неправильная.
– Все нормально, братан! Раздевайся и двигайся ближе к котлу! Смотри, что в нем, топорщится призывно! Ух! И когда только успели?
Парень хотел сразу пальцами ухватить кусок мяса, но Курт его оттолкнул:
– Вначале руки иди помой!
– А ты сам за последние недели их часто мыл?
– Но если есть вода, то почему бы и не помыть?
– Потому как еда самое главное для человека! – восклицал высокопарно Петр.
– Ага! Вместе с глистами, – парировал Курт.
– Да что ты понимаешь, чистюля?
– Что все русские… – Он прервался, оглянулся по сторонам, вспомнив, видимо, о Сильве, и поправился: – Что большинство русских – грязнули.
– Это тебе так кажется. Потому что недаром гласит великая наша пословица: что русскому хорошо, то немцу смерть! Вот я съем это мясо – и ничегошеньки мне не будет. А вот ты…
– Ладно, хорош болтать! – строго оборвал их Василий. – Раздевайтесь, руки споласкивайте вон в том корыте и можете садиться.
И уже через минуту на столе стояли четыре глиняные миски с ароматно пахнущим жарким. Охотники с мычанием и чмоканьем набросились на еду, тогда как сам кашевар лишь пощипывал свою лепешку да поглядывал на уводящий внутрь горы проход. И только когда появилась Сильва с влажными после купания волосами, воскликнул:
– Ну ты и долго! Мясо ведь стынет!
– Ничего, подогреем. – Она не спеша и чинно уселась, поставила перед собой флягу с согревающим средством, взялась за персональную ложку, которую в таком рейде имел каждый уважающий себя воин, и, прежде чем начала есть, пожелала: – Приятного аппетита.
Несмотря на полный рот, немец умудрился после чинного кивка промычать:
– И тебе…
Тогда как Петр чуть не подавился. Со слезами на глазах он прокашлялся и, проглотив, что жевал, удивился: