И только присев возле мальчугана на корточки, граф Дин осознал, что произошло: в руках у Виталика переливалось нечто полупрозрачное и мерцающее. Дар! Ему удалось вынуть из ларца Кюндю врожденный дар одного из обкраденных младенцев.
Но вот дальше вынимания дело не шло. Мало того, ребенок явно находился в трудном состоянии, словно сражался с чем-то невидимым и тяжелым. Светозаров постарался накрыть своей ладонью обе детские ручонки, но вздрагивание тела ребенка так и не прекратилось.
– Что? Что с тобой происходит?! – горячо зашептал он прямо в детское ухо и с удивлением понял, что смотрящий на него ребенок с трудом его осознает.
– Ваша светлость… – хрипел малыш. – Мне очень тяжело и всего колотит. Оно меня поймало и теперь держит за руки… Я сейчас умру…
С другой стороны от мальца рухнул на колени Тител, но ни его прикосновения, ни магические посылы не смогли изменить ситуацию.
– Да что же это такое! – бормотал ректор. – Ничего не пойму! Словно я стал бессильным младенцем… Дин, тут надо докричаться до малыша! Скорей всего, его блокирует нечто психологическое. Следует как можно быстрее преодолеть барьер отторжения и отпустить дар на свободу. Ну! Шевели своими мозгами! Чего ждешь? Видишь, он ведь только на тебя смотрит!
Действительно, казалось, что в этот момент маленький целитель смотрел и видел только одного своего любимого графа. Родители малыша погибли три года назад, и, пожалуй, только Светозаров и мог считаться новым крестным отцом ребенка. Да и не крестным тоже.
– Виталик, ты не можешь отпустить эту штуку?
Легкое мотание головы.
– Тогда просто положи ее обратно в ларец.
Всплеск испуга в глазах, показывающий, что такое движение неверно.
– Попробуй передать дар мне. Ну, разжимай ладошки…
Очередная болезненная судорога по худенькому тельцу.
Что-то страшное и цепкое мешало расстаться побелевшим пальчикам со вполне безобидным и благоденственным даром.
И тут в мысли Дмитрия прорвалось одно ранее воспоминание детства, когда он с такими сверстниками, как сейчас этот малыш, гоняли по крышам голубей. И то непередаваемое чувство восторга, когда пожилые польские голубятники давали иногда в руки трепетное тельце породистого голубя и разрешали его выпустить в небо. Только от этих ярко представленных картинок все внутри Светозарова сжалось, словно перед прыжком в пропасть, и он одним импульсом послал все свои воспоминания в широко раскрытые от боли и отчаяния детские глаза.
– Представь, что это голубь! И просто его отпусти! Пусть летит на свободу, – страстно зашептал он. – Или летит к себе домой…