Танец, безусловно, был слишком жив и для размышлений о Спенсере. Кроме того, капитан Блейкли танцевал великолепно, а она обожала шотландский рил с его прыжками и большим количеством поворотов. Опьяняющий аромат примул и сирени, которыми был украшен бальный зал, лишь увеличил ее удовольствие, пока она не забыла обо всех своих неприятностях. К тому времени, как танец закончился, они оба смеялись.
Но после того как он увел ее с паркета, капитан Блейкли увлек девушку в сторону вместо того, чтобы вернуться к их компании. И продолжил прерванную беседу.
— Насколько другим Рейвенсвуд был в Америке?
Ей было жаль, что она упомянула об этом. Эбби даже не была уверена, было ли поведение Спенсера в Филадельфии реальным или он притворялся.
— Трудно объяснить. Я имею в виду, он всегда был более серьезен, чем большинство мужчин, которых я встречала. — Бросив взгляд на свое злополучное фишю, она размышляла о том времени.
— Вы должен понять — джентльмены, которых я знала в Америке, были или друзьями моего отца и слишком стары для меня, или мужчинами, действия которых я считала фривольными.
— Безусловно, никто не смог бы назвать действия Рейвенсвуда фривольными.
— Совершенно верно. И я нашла это весьма привлекательным. Он был настолько искренним, когда говорил об Англии, таким страстным в своих убеждениях. И проявлял неподдельный интерес к народу моей матери. Спенсер никогда не судил их методы и никогда не относился неодобрительно к их культуре.
— Их культуре? — отозвался эхом капитан.
О, Боже. Она вероятно не должна была это упоминать, но теперь, когда проговорилась, он может узнать все.
— Хотя я росла среди людей моего отца в Филадельфии, моя мать была из племени Сенека, дочерью их вождя. — Она с гордостью пристально посмотрела на него в ожидании, что капитан покажет признаки презрения. — Она занималась моим воспитанием наравне с папой.
Он сверкнул улыбкой.
— Ах. Тогда вы имеете преимущество передо мной. Несмотря на то, что я сын барона, меня воспитывала только моя мать. И так как у нее были свои трудности, я закончил как карманник на улицах Женевы, пока мой дядя не увез меня обратно в Англию.
Его слова так ее удивили, что она не нашлась с ответом.
Казалось, капитан и не нуждался в нем.
— Но вы объясняли, насколько другим Рейвенсвуд был в Америке.
— Да, — кивнула она головой. — Вы понимаете, хотя он был высокомерным, он был также милым и добродушным и…
— «Добродушный» не совсем то слово, которое я использовал бы для Рейвенсвуда.
— Все же именно таким он был. И он заставил меня думать… — Она затихла, не желая раскрывать всю степень собственного идиотизма.