Аннета Лесслер, работающая у дяди в качестве младшего фармацевта, приняла рецепт Труды и вручила ей упаковку с лекарствами. Труда рассчиталась и отправилась домой.
Проезжая вдоль проселочной дороги, Труда мысленно представила толпящихся у пролеска полицейских, вспомнила о складной лопатке и кухонном ноже, исчезнувшем неделю назад. В ушах явственно раздался голос умершей матери: «Маленькие детки — маленькие бедки. Большие детки — большие бедки».
Раньше это были всего лишь цыплята, куклы и одна кошка.
Когда в августе 80-го года исчезла молодая артистка Алтея Белаши, молчание Труды можно было понять. Сама она ничего необычного, за исключением некоторых слухов, пары новых слов сына и перемен в его поведении, не видела и не слышала. Но кто, будучи в здравом уме, стал бы рассматривать в качестве свидетеля семилетнего слабоумного мальчика?
В конце концов, имелись и другие свидетели, хотя показания Марии и Хайнца не содержали доказательств. Веским доказательством могло бы стать свидетельство Герты Франкен, но оно тогда так и не дошло до полиции. Эрих Йенсен, как член городского совета и правления общины, знал о ее заявлении. Однако у него нашлись более важные дела, чем прислушиваться к болтовне полоумной старухи.
В том году в деревне осталось всего несколько частных сельских хозяйств. Большинство небольших усадеб стояли заброшенными, потому что требовали слишком много работы, а доход приносили мизерный. Для их владельцев соблазнительным показалось предложение отдать расположенные на краю деревни земли под застройку. Это коснулось и Бахштрассе, превратившейся в длинную и все продолжающую удлиняться улицу. На крупных земельных участках возникали внушительного вида особняки, которые правильнее было бы называть виллами. Между двором Лесслеров и земельным участком Якоба несколько старых домов поменяли своих владельцев; теперь новые, более или менее зажиточные собственники, вложив немалые средства, реконструировали их, добавив значительное количество украшений.
Между тем в Лоберге, в состав которого уже четыре года как входила деревня, Бахштрассе стала считаться престижным местом. Куда никак не вписывались дворы Отто Петцхольда и Якоба Шлёссера. Да и кто захотел бы нежиться на солнышке на собственном английском газоне, если бы ему в это время докучали мухи, только что побывавшие в коровнике? Как ни странно, никто не рассматривал, что несколько мух могли прилететь и из свинарника Пауля Лесслера, земельный участок которого тоже примыкал к Бахштрассе.
Можно было согласиться с тем, что Отто Петцхольд с его пятью коровами представляет некоторые неудобства для соседей. Его выезд выходил на Бахштрассе, а пятьдесят моргенов земли располагались восточнее пролеска. С тех пор как Отто Петцхольд научился думать, он со своим трактором выезжал на Бахштрассе. Путь за садами был окольной дорогой, которой Отто не пользовался, даже выгоняя коров. Поэтому на улице порой оставались лепешки. В противоположность Отто, Якоб принципиально использовал только задний выезд.