И снег, скользящий по листам агавы,
и дрожь мимоз, и мыслящий тростник
ещё не рождены, и до весны —
Москва на выдохе.
В плену прозрачной лавы
старинный сад. У дальних парников
в снегу зимуют очертанья лилий.
Сеть проводов на высоте легка,
и бабочки ещё не появились.
Растений чудных перечень течёт
из рукавичной кутанности ранней.
Тропических цветов зияют раны.
Антуриума ярко-красный рот
всё тянется к аглаонеме нежной,
коснувшись алламанды на лету,
но тоньше всех дендробиум прелестный,
и чист простой пафиопедилюм.
А обоюдоострых лелий стебли
с пятиконечниками розоватых тайн
обручены с бегонией Беттина,
Беттина Ротшильд, не «semperflorens».
Я вижу, как выходит в тихий сад
мисс Томпсон бросить взгляд на клеродендрон,
давно уже политый дядей Томом,
с росой, крупнеющей на глянцевитом лбу.
В то время как (лишь пушка зоревая), полковник
Уилкс
в хрустящем белом шлеме
внизу акалифу ласкает жёлтым пальцем.
Мы прятались в тропических лесах
ховеи Бельмора, вдыхая
безумный женский аромат
гоффмании двуцветной.
Акокантера пышная, пилея,