На пороге Нового Завета (Мень) - страница 114

----------------------------------------------

* Примечательно, что Достоевский, которому, казалось бы, так близок "второй", бунтующий Иов, нашел больше проникновенных слов для "первого", терпеливого (братья Карамазовы).

Уже шумерская поэма пытается объяснить бедствия человека его грехами: "Ни одно дитя не рождается от женщины беспорочным".

Нечто подобное было, вероятно, и в народном сказании Об Иове. Эту сюжетную линию автор книги использовал, чтобы подвергнуть критике доктрину о прямой связи страдания с грехрм и карой.

К Иову, прослышав о его крушении, приходят друзья: Элифаз, Билдад и Софар - такие же почтенные идумейские шейхи, как он сам (9). Они едва узнают его в том покрытом струпьями старике, который сидит на пустыре, где сжигают мусор. "Тогда возвысили они голос свой и возрыдали, и разодрали каждый одежду свою, и метали прах на главы свои к небу. И сидели они при нем семь дней и семь ночей; и никто не говорил ему ни слова, ибо видели они, что скорбь его весьма велика".

Это потрясающая по своей выразительности немая сцена: четыре неподвижные фигуры, четыре человека, подавленные горем и состраданием. Друзья сделали сначала самое большее, что могли - молча несли с Иовом бремя его беды. Но не для этого привел их на пустырь автор книги. Начинается беседа, открывается новая, драматическая часть "Иова", где будуг долго говорить и спорить, сетовать и обличать. Стон агонии сольется в ней с богословскими рассуждениями; читатель окажется совсем в иной атмосфере, нежели в прологе и эпилоге.

Три цикла бесед - наиболее оригинальная часть книги(10). И естественно возникает вопрос о создателе "второго" Иова: кто он был поэт или философ, вложивший в уста идумейского патриарха и его друзей слова, которые не перестают волновать людей по прошествии веков?

По обычаю многих восточных писателей он не открыл своего имени, он даже не доставил в заголовке имени Соломона или кого-либо из других авторитетов древности. Это еще более таинственная личность, чем Второисайя, который хотя бы намекал на события своего времени.

И все же некоторые догадки и предположения и об авторе "Иова" выдвинуть можно. Прежде всего - когда он жил? Из книги видно, что поэт знаком с учением Иеремии и Иезекииля о личной ответственности человека перед Богом. Ни Иов, ни его друзья не допускают мысли, будто он наказан "за грехи огцов". Значит, книга едва ли могла быть создана ранее плена. До этого времени в библейской письменности не появляется и образа Сатаны. На период Второго Храма указывает также и обилие арамейских слов. Наконец, сходство с писаниями хакамов и последних пророков - Малахии и Захарии - довершает картину.