Луиза никогда раньше не видела этих животных. Артур заметил, как она пытается найти рассказ. Его скульптуры были не изображениями, а рассказами, голосами, которые шепотом и криками требовали, чтобы она слушала. У его галереи и ее археологических раскопок одни и те же корни. Исчезнувшие голоса. И именно она должна истолковать их безмолвную речь.
«У тишины самый красивый голос», — однажды сказал он. И эти слова запомнились ей навсегда.
— А у твоих кошек-собак или собак-кошек есть имена?
— Я довольствуюсь лишь одним именем — твоим.
Они пошли дальше через лес, тропинки пересекались, птицы вспархивали и улетали прочь. Внезапно они оказались в ложбине — ненароком, он вовсе не намеревался туда идти, — где он вырезал лицо Хайди. Горечь утраты до сих пор угнетала его. Каждый год он вновь и вновь вырезал ее лицо и свое горе. Черты ее лица становились все тоньше, все неуловимее. Горе глубоко проникало в ствол, когда Артур со всей силы врубался долотом и в самого себя, и в дерево.
Кончиками пальцев Луиза провела по лицу матери. Хайди, жена Артура и мать Луизы. Она все поглаживала влажную древесину, возле бровей застыла полоска смолы, напоминая шрам на коже.
Артур понял, что Луиза ждет от него рассказа. Слишком много невыясненного накопилось вокруг Хайди и ее смерти. Все эти годы они осторожно ходили кругами, а он так и не сумел заставить себя рассказать то, что знал, и, по крайней мере, хоть что-то, о чем не знал, но догадывался.
Со дня ее смерти прошло сорок семь лет. Луизе было тогда шесть. Стояла зима, Артур находился далеко в верхних лесах, рубил дрова на границе с горным миром. Что заставило ее пойти туда, неизвестно. Но уж наверняка она не думала о смерти, когда попросила соседку Рут позволить девочке переночевать у нее. Хайди просто решила покататься на коньках, это она любила больше всего на свете. Ее не волновало, что на улице 19 градусов мороза. Она взяла финские санки и даже не сказала Рут, что собирается на озеро Ундерчерн.
Что произошло потом, можно только догадываться. Но она пришла с санками к озеру, надела ботинки с коньками и выехала на черный лед. Было практически полнолуние, иначе из-за темноты она не смогла бы кататься. Где-то на льду она упала и сломала ногу. Те, кто нашел ее, поняли, что она пыталась ползти к берегу, но сил не хватило. А нашли ее через два дня — сжавшуюся в комочек. Острые лезвия коньков походили на причудливые кривые когти, спасателям с трудом удалось оторвать ото льда ее примерзшую щеку.
Возникло множество вопросов. Кричала ли она? И если кричала, то что? Кому? Призывала ли Бога, осознав, что скоро замерзнет насмерть?