— Это ты сделала? Ты сделала? Ты сделала?!
Флобастер медленно стянул с себя накидку палача; лицо его оказалось вполне бесстрастным.
— Мастер Фло, это она сделала! Танталь сорвала мне сцену! Она сорвала нам пьесу! Она…
— Тихо, Гезина, — уронил Флобастер.
Явился сияющий Муха — тарелка для денег была полна, монетки лежали горкой, и среди них то и дело поблёскивало серебро.
— Тихо, Гезина, — сказал Флобастер. — Я ей велел.
Тут пришёл мой черёд поддерживать челюсть.
— Да? — без удивления переспросил Бариан. — То-то я гляжу, мне понравилось… Неожиданно как-то… И публике понравилось, да, Муха?
Гезина покраснела до слёз, фыркнула и ушла. Мне стало жаль её — наверное, не стоило так шутить. Она слишком серьёзная, Гезина… Теперь будет долго дуться.
— Пойдём, — сказал мне Флобастер.
Когда за нами опустился полог повозки, он крепко взял меня за ухо и что есть силы крутанул.
Бедный Муха, если такое с ним проделывают через день! У меня в глазах потемнело от боли, а когда я снова увидела Флобастера, то оказалось, что я смотрю на него через пелену слёз.
— Ты думаешь, тебе всё позволено? — спросил мой мучитель и снова потянулся к моему несчастному уху. Я взвизгнула и отскочила.
— Только попробуй, — пообещал он сквозь зубы. — Попробуй ещё раз… Всю шкуру спущу.
— Зрителям же понравилось! — захныкала я, глотая слёзы. — И сборы больше, чем…
Он шагнул ко мне — я замолчала, вжавшись спиной в брезентовую стенку.
Он взял меня за другое ухо — я зажмурилась. Он подержал его, будто раздумывая; потом отпустил:
— Будешь фиглярничать — продам в цирк.
Он ушёл, а я подумала: легко отделалась. За такое можно и кнутом…
Впрочем, Флобастер никогда бы не простил мне этой выходки, если б не маска, спрятавшая ото всех его удивлённо выпученные глаза.
* * *
Хозяин трактира «У землеройки» был от природы молчалив.
Хозяин трактира был памятлив; он знал, какое вино предпочитает сегодняшний его посетитель, — впрочем, что тут необычного, ведь посетитель — столь известная и уважаемая в городе личность…
Хозяин трактира понимал, что в этот день посетитель хочет остаться незамеченным; с раннего утра его дожидался столик, отгороженный ширмой от праздничного трактирного многолюдья.
Вот уже несколько лет подряд известный в городе человек приходил сюда и садился за этот одинокий столик, чтобы неторопливо выпить свой стакан изысканного напитка.
И хозяин, несколько лет наблюдавший за этим своеобразным ритуалом, прекрасно знал, что будет дальше.
Когда стакан уважаемого посетителя пустел примерно наполовину, в дверях появлялась тощая долговязая фигура; некий незнакомец склонял голову перед дверной притолокой — иначе ему было не пройти — и окидывал трактир вполне равнодушным взглядом. Незнакомец был сухой, как вобла, прозрачноглазый старик; кивнув трактирщику, он всякий раз направлялся прямо к столику за перегородкой. Трактирщик помнил, какое вино предпочитает незнакомец — вкусы старика несколько отличались от вкусов его сотрапезника.