Два гения и одно злодейство (Соболева) - страница 65

Через десять метров Полин вынуждена была остановиться – за автомобилем бежал Володька, выкрикивая ее имя. Когда он догнал машину и схватился руками за опущенное стекло, недоуменно спросила:

– Что-нибудь не так?

– Не так! Мне плохо здесь… одному.

– Ты же работаешь… – Почему ты никогда ничего не говоришь? – прорвало его. – Почему не требуешь результата? Я даже не начал работать, а ты молчишь! Приезжаешь, ходишь, ходишь… посмотришь наброски, закроешься у себя… Потом уезжаешь! Я не знаю, чего ты хочешь… Вообще о тебе ничего не знаю, кто ты? Для кого я должен писать?

– Я не хотела тебе мешать, – сказала она с холодком, потупившись.

– Лучше б мешала! Полин, не уезжай, черт тебя дери… пожалуйста.

– Володя… – Она произнесла его имя по-матерински ласково, он даже опешил: – Я закончу дела в Париже и приеду. Мое общество успеет тебе надоесть. А ты отдыхай…

– Можно подумать, я устал! – проворчал он, отступая от машины.

Провожая взглядом авто, тяжко вздохнул. Это ж надо было протопать половину Европы, фактически бежать из России от безысходности и бесперспективности, чтобы во Франции встретить русскую(!) женщину, которая залезла внутрь и точит… Точит, но не подпускает ближе вытянутой руки, к тому же старше лет на семь. Вот тебе и здрасьте, приехали! Что значат сии переживания? Направляясь к дому, сказал зло вслух:

– Ты меня доконаешь. Или я тебя. Пожалуй, лучше, если я возьму верх.

Потоптавшись у холстов, вымучивая идеи, но так и не придя к дельным мыслям, Володька взял банку пива, вышел на воздух. При обилии красоты почему-то внимание притягивает самый непривлекательный предмет. На сей раз магнитом такого рода явилась неухоженная клумба, эдакий ненужный атрибут перед домом, портящий пейзаж. Она чем-то походила на Володьку: такая же лохматая, всеми покинутая, ненужная, несчастная…

– Пардон, я вовсе не несчастный, я очень даже счастный.

Пару минут спустя устроился на ступеньках с папкой для эскизов и быстро набросал клумбу в реалистической манере. На следующем листе изобразил ее жалкой, плаксивой, с поникшими и засохшими головками цветов, в ореоле из струй дождя. Затем в образе кокетки, получился сладенький кич. Детская песенка раздалась недалеко. Оглядев кусты и не обнаружив певунью, Володька крикнул:

– Louise! Ou es tu? Louise, n'aies pas peur! (Луиза, где ты? Луиза, не бойся!)

Из-за кустов выглянуло сморщенное личико, с опаской уставилось на него.

– Viens me voir, Louise (Иди ко мне, Луиза.), – тщательно подбирал слова.

– Vous ne devez pas me faire mal (Вы не должны обижать меня), – тихо произнесла.