Как раз в это время пани Стелла вновь встретилась с Модестом Сливинским.
Они были давно знакомы. Еще когда ее отец-махновец только обосновался в городе, Стелла, которая тогда называлась просто Степанидой, влюбилась в гимназиста Модеста Сливинского. Стройный, высокий, с римским профилем и выразительными глазами, юноша нравился не ей одной. Степанида часами караулила у его дома, стараясь попасться на глаза красивому гимназисту, писала любовные письма, на которые так и не получила ответа.
Кажется, потом забыла, не вспомнила, а встретила – и зашевелилось что-то в груди. А пан меценас[3] почтительно склонялся перед ней, смотрел влюбленными глазами и был такой же стройный, красивый и желанный.
Местный бомонд удивлялся капризу пани Стеллы, но постепенно сплетни утихли. К пану Сливинскому привыкли, тем более что безупречные манеры пана отвечали самым изысканным вкусам.
Неудача постигла пани Стеллу в тридцать девятом году. Она сразу потеряла и надежные акции, и завод, и особняк. Хвала господу, что удалось еще бежать от этих варваров-большевиков в Варшаву, захватив драгоценности и валюту.
В Варшаве судьба свела пани Стеллу с ее бывшим поклонником – немецким офицером, успевшим стать обергруппенфюрером СС. Он забрал ее с собой в Берлин, где рассудительная, деловая дама сумела с его помощью завязать влиятельные знакомства. К сожалению, ее бедный Хорст – при этих словах панна Стелла обычно тяжко вздыхала – погиб во время воздушного налета, и ей пришлось вернуться домой. Новые знакомые помогли вернуть особняк (хорошо, что не растащили обстановку и ковры), а саму пани поручили заботам коменданта города. В такое трудное время для пани Стеллы и этого было достаточно. Положение обязывает, и, хотя это не льстило ее самолюбию, особняк пришлось превратить в подобие шикарной гостиницы для высокопоставленных приезжих – вернее сказать, в фешенебельный публичный дом. Правда, избави бог, никто не позволял себе вслух сказать такое про особняк пани Стеллы. Просто по вечерам к ней заглядывают молодые и красивые подруги, которым хочется потанцевать и выпить. А кто запретит молодой, свободной женщине пофлиртовать с мужчинами? Кто сказал, что это такой уж страшный грех?..
Потеряв надежду на встречу с Вальтером Мейером, Модест Сливинский позвонил Стелле.
– Целую ручки любимой пани… Очень уж соскучился, дорогая. Может, мы вечерком встретимся?
Секундная пауза подсказала ему, что пани обдумывает ответ. Значит, свидание не состоится. Стелла, правда, могла откровенно сказать, что уже назначила кому-то встречу. В некоторых случаях пани Стелла так и поступала, но все же обычно старалась находить благовидный предлог – ведь грубая правда никогда не бывает приятной. Но сегодня пан Модест как будто ошибся, пани Стелла ответила, что ждет его в семь, и лишь попросила: будет какой-то высокопоставленный гость, так не сможет ли пан Сливинский захватить с собой бутылку-другую французского мартеля.