Ко всем чертям этих гитлеровцев: понаобещали златые горы, а теперь дивизии красных уже за Шепе-товкой. Пани Стелла давно ликвидировала здесь свои дела и подалась на Запад. Пока что – в Будапешт, но они условились забраться куда-нибудь подальше.
Умная женщина эта пани Стелла! Красные еще только подступали к Днепру (газеты Геббельса вопили, что это случайный прорыв и что вскоре немецкая армия вновь перейдет в наступление), а пани Стелла позвала к себе Сливинского для секретного разговора, который пан Модест никогда в жизни не забудет.
Как она тогда сказала? Гитлеровская кобыла захромала сразу на все четыре ноги… А он, Модест Сли-винский, который считал себя дальновиднейшим чело shy;веком, засмеялся в ответ, как самый последний иди shy;от. Пани Стелла пожала плечами – дескать, каждый сам себе хозяин. Все же он послушался ее и сумел вовремя сбыть наиболее ценные картины. Что бы он сейчас с ними делал? Никто ничего не покупает, все забились в свои щели и выжидают. А чего выжидать! Всем понятно – скоро большевики будут здесь. Пусть гитлеровские газеты другим втирают очки – мол, на подступах к городу сооружены такие укрепления, какие Советам никогда не взять, – Модест Сливинский, простите, господа, имеет голову на плечах.
Сидеть бы ему сейчас в уютной будапештской квартирке и пить кофе с коньяком в обществе пани Стеллы. Боже мой, где найти слова для возвеличения ума и дальновидности этой женщины? Война научила ее, сказала на прощание пани Стелла, что лишь устойчивая валюта и драгоценности могут гарантировать спокойствие и счастье. Единственный выход для них – перебраться в Швейцарию: живописная природа, собственный коттедж… Когда кончится война, откроются дороги в Ниццу или на итальянские курорты – ничего больше порядочному человеку и не нужно. Да и годы уже не те…
Пани Стелла это сказала впервые – о годах. Она совсем не постарела, даже девушки могут позавидовать ее фигуре и цвету лица. Тем не менее она права: годы неумолимы… Пан Модест посмотрелся сегодня утром в зеркало и убедился, что эти самые годы основательно побелили ему голову. Да как тут не поседеешь, если Менцель на каждом шагу ставит тебе палки в колеса!
Месяц тому назад, когда Модест Сливинский осторожно намекнул, что ему хотелось бы свернуть свои коммерческие дела и найти тихий приют где-нибудь подальше от фронта, штандартенфюрер грохнул кулаком по столу.
– Выехать из города можете лишь по нашему разрешению. Любое своеволие, – предупредил он, – будет расцениваться как измена. Надеюсь, вы понимаете, чем это пахнет?..