Зато совсем рядом был мост железнодорожный. И если уж какой-то из мостов уцелел, то это должен быть он. Учитывая проходящий по Транссибу грузопоток, его должны были возводить с расчетом на куда большую нагрузку. Александр очень надеялся, что он не ошибся. Иначе ему придется просто повернуть назад.
Приближаясь к цели, Данилов переключил фонарь на режим «дальнего» света. Для обычных случаев он обходился «экономичным» — более слабым, зато позволяющим не привлекать к себе лишнего внимания. Но когда нужно было что-то хорошенько рассмотреть издалека, он не годился.
Мост вроде бы был на месте. Сначала это очень обрадовало Сашу, опасавшегося, что тот рухнул от удара взрывной волны. Но радость моментально схлынула, уступив место неприятному предчувствию. Это надо было видеть. Справа и слева поднимались к небу стальные ребра моста, похожие на огромные деревья, вершины которых смыкались на недосягаемой высоте. В десяти метрах впереди твердая земля заканчивалась, ее сменяли железные балки, из просветов между которыми задумчиво поглядывала чернота. Полотно дороги шло дальше прямо по ним, а вот с обеих сторон ничего не было. Шаг вправо шаг влево мог считаться попыткой улететь.
Парень остановился, прикидывая, как быть дальше. Мост выглядел надежным и прочным, но эти широкие просветы вызывали тревогу. Да и держаться на нем было не за что. Если дорожки и перила для ремонтного персонала и были предусмотрены, то после ударной волны от них ничего не осталось. Все равно, что пройти по доске над пропастью. А вдруг впереди пролом? Вдруг половины моста вообще нет?
Возможно, существовали и другие способы переправы. Оставаясь на безопасном расстоянии, Данилов посмотрел вниз. Там было высоко. Двадцать или двадцать пять метров. Как шестиэтажный дом. Всюду, куда мог дотянуться луч света, река была неподвижна. Ее гладкая поверхность казалась черной как асфальт. Саша догадывался, что этот лед не засверкает и при свете дня, успев впитать в себя достаточно пепла. Но десяти дней минусовой температуры не могло хватить, чтоб сковать такую полноводную реку ледяным панцирем. Даже если у берега он будет прочен, где гарантия, что на середине реки не окажется промоины, и тонкий как яичная скорлупа ледок не проломится даже под его пятьюдесятью пятью килограммами?
Оказавшись в воде, лучше сразу нырять, чтобы облегчить расставание с жизнью. Без смены сухой одежды, без угла, где можно согреться и обсохнуть, и без тех, кто мог бы помочь, укутать, растереть, человек, промокший до нитки на двадцатиградусном морозе, обречен. Надо рассуждать здраво и выбирать легкую смерть.