Приходит еврей с работы и говорит жене:
— Слушай, Сара, не могу больше терпеть нацистские зверства!
— Не переживай так, Хаим. Мы пойдем и убьем Гитлера. Главное, чтоб ты не беспокоился.
Сказано — сделано. Достала Сара из сундука пару винтовок. Хаим прикрутил оптические прицелы. Залегли они на чердаке, напротив того места, где, по их расчетам, должен был проезжать Гитлер. Час пролежали, второй, а никто не едет. Три часа прошло, четвертый проходит… Вот Сара и говорит:
— Слушай, Хаим. Я надеюсь, что с ним ничего не случилось…
Способность говорить банальности в самых необычных ситуациях всегда вызывает улыбку. Так же, как и способность шутить в самых неожиданных, невероятных и даже трагических обстоятельствах. Мы шутим, значит, мы мыслим, а следовательно, существуем. Еврейский юмор — острый, парадоксальный, далеко не на любой вкус — сопровождал евреев всегда и везде, помогал сохранить культуру и саму душу народа в самых тяжелых обстоятельствах. Известно ведь, что смех освобождает, смех является законным средством самообороны, смех лечит душевные раны, смех помогает понять самые сложные задачи и теории. Недаром мудрецы Талмуда рекомендуют начинать занятия шуткой или анекдотом. В Трактате Танит (1) рассказана притча об Илье–пророке, обещавшем награду на том свете тому, кто вызовет улыбку у ближнего.
«Давайте поговорим о более веселых вещах. Что слышно насчет холеры в Одессе?» — заканчивает Шолом–Алейхем одну из самых трагических глав «Тевье–молочника». Его Тевье постоянно пародирует и вышучивает священные тексты, неспособные объяснить или помочь перед лицом жестоких и непонятных новых времен. Радости в его смехе мало. Казалось бы, нет темы, которую обошло еврейское остроумие. Талмуд полон остроумных решений, шуток, пародий и скетчей. Евреи смеялись и над самим Талмудом. Вся великая еврейская литература полна острого еврейского юмора, порой веселого, а зачастую страшного и жестокого. «Кровавой шуткой» назвал Шолом–Алейхем свой трагический роман о кровавом навете. Добряк и весельчак Тевье–молочник фактически доводит дочь до самоубийства. Мальчик Мотл, о котором Горький сказал: «Смех сквозь слезы», веселится на похоронах отца. Мы привыкли видеть Шолом–Алейхема этаким веселым рассказчиком народных анекдотов, хотя его творчество по трагизму перекликается с Кафкой. Об этом исследование литературоведа, профессора еврейской литературы Колумбийского университета Дана Мирона, считающего Франца Кафку и Шолом–Алейхема самыми выдающимися писателями ХХ века мировой, а не только еврейской литературы.