промышлять… Лет десять поди этим живет… Вот она какая, Крыса-то… Че-ертовка!
Митька с остервенением вытянул последнее слово и плюнул.
— Бросим говорить о ней… Сволочь она и только. Пойдем-ка, брат, лучше к дачникам рубахи стрелять…
Но Красавчик не мог успокоиться; то, что узнал он про Крысу, делало горбунью чудовищем каким-то. Он содрогнулся, подумав что было бы с ним, если бы он не приходился ей родственником. Дрожь прошла по спине, когда мальчик представил себе муки, которые терпели несчастные дети. Кровь стыла при мысли, что ему могли каленым железом выжечь глаза или переломить руки и ноги…
— А как же делали они? — спросил Красавчик и в глазах его, устремленных на друга, светился ужас.
— Что делали? — не понял Митька.
— Да детей калечили.
— А кто их знает. Не видал я. По-разному, верно…
— По-разному… — шепотом повторил Красавчик. — И много они покалечили?
— Пожалуй не мало… Да брось ты их, Миша! Говорить противно. Пойдем-ка лучше дело делать.
Красавчик поднялся с травы вслед за Митькой и потянулся к куртке, но Митька остановил ого.
— Куртку-то оставь!
Красавчик с удивлением посмотрел на него.
— Не поймешь, что ли? — продолжал Митька. — Ведь к дачникам мы пойдем, а там и на фараона налететь можно… В куртках идти не годится.
Красавчик недоумевал.
— Да как же идти тогда?
— А так. В сорочках прямо. Это даже лучше ведь погорельцы мы будем.
— Погорельцы?
Красавчик так и застыл на корточках, протянув руку к курткам, валявшимся под кустами. Лицо его выражало страшное недоумение и стало до того потешным, что Митька звонко расхохотался.
— Ну, да, погорельцы, — сквозь смех пояснил он: — ну значит, после пожара. Папенька с маменькой сгорели, в огне, сестра-малолеток тоже, а мы еле выскочили прямо в рубахах… Штаны люди добрые дали, а то бы и вовсе нагишом пришлось по дачам ходить…
Красавчик не мог понять, шутит Митька или говорит серьезно. Шманала то и дело прерывал свою речь смехом, так что под конец Красавчик тоже начал улыбаться.
— Ты не смейся, — заметил Митька, — я ведь всурьез говорю, — и продолжал уже вполне серьезно: — Комедь мы такую сломаем: братья мы с тобой, жили с родителями в деревне Сороки, под Питером. Две недели тому погорели. Три дома сгорело в деревне, ну и наш тоже. Ночью мы из огня выскочили, в чем были, понимаешь?
Красавчик начинал понимать. Он подивился в душе изобретательности приятеля.
— Тятька с год тому помер, — плаксивым тоном заправского нищенки продолжал Митька, — помогите, милостивцы сиротиночкам бедным. Мамка сгорела… Бездомные мы, бесприютные… Одежонки нет ли какой, благодетели?