— Прыг-скок, прыг-скок! — наставлял петух.
— Следи за Лэрви! — подсказывали коровы.
— Следи за псом! — подсказывали овцы.
— Меня слушай, меня, меня! — захлебывалась гусыня.
Бедный Уилбур ошалел и совсем струсил от такой суматохи. Ему вовсе не хотелось быть центром этой беготни. Он старался выполнять советы друзей, но не мог же он одновременно бежать вниз и вверх по горке, и не мог петлять-вилять, если прыгал и скакал, и он так разрыдался, что почти уже ничего не видел сквозь слёзы. Уилбур ведь был очень хорошим поросёнком, и совсем маленьким. Он только хотел, чтобы Ферн поскорее пришла, взяла его на руки и утешила. Взглянув вверх, он увидел рядом с собой мистера Закермана с ведром тёплого пойла и почувствовал облегчение. Он поднял рыльце и понюхал — пахло изумительно: тёплым молоком, картофельными очистками, пшеничными отрубями, кукурузными хлопьями «Келлогг» и остатками оладьей от завтрака Закерманов.
— Ну, поросёнок, — сказал мистер Закерман, постукивая по ведру, — иди сюда.
Уилбур шагнул к ведру.
— Не-не-не! — загоготала гусыня. — Старый фокус, Уилбур, не попадайся, не попадайся на него! Он тебя заманит туда-туда в западню! Не слушай брюха, брюха!
Но Уилбуру было всё равно: еда возбуждала аппетит, и он приблизился к ведру еще на шаг.
— Ну, ну, поросёнок, — добродушно сказал Закерман и медленно пошёл к хлеву, совсем не оглядываясь, будто ему было всё равно, идёт ли за ним поросёнок или нет.
— Жаль, жаль, жаль, жаль, жаль, — выкрикивала гусыня.
А Уилбуру было всё равно: она шёл за ведром с пойлом.
— Ты еще пожалеешь о свободе! — продолжала гоготать гусыня. — Час свободы стоит бочки пойла.
Но Уилбуру было всё равно.
Закерман подошёл к загончику, перелез через забор и вылил ведро в лоханку.
Потом он оторвал отставшую доску, чтобы Уилбур смог легко пройти в большую дыру.
— Передумай, передумай! — кричала гусыня.
Уилбур не обращал внимания. Он вошёл во двор, подошёл к лоханке и стал жадно хлебать пойло и пережёвывать оладьи. Как хорошо снова оказаться дома!
Пока Уилбур ел, Лэрви принёс молоток и гвозди и прибил доску на место.
После этого они оба с Закерманом облокотились о забор, и Закерман стал почёсывать Уилбура прутиком.
— Он здорово подрос, — сказал Лэрви.
— Поросёнок что надо, — согласился мистер Закерман.
Уилбур слышал слова похвалы, а в животе у него было тепло от молока.
Прутик приятно почёсывал спину, и было радостно, мирно и сонно. Да в этот день было от чего устать, а ведь всего-то около четырёх часов пополудни.
Уилбуру захотелось лечь. "Я ещё слишком молод, чтобы в одиночку выходить в мир", — подумал он и лёг.