Когда Мал или я пытались выпросить у него утешительные подарки после наказания, он поворачивался к нам спиной и приказывал нам быть мужчинами, а не детьми. Мы думали, что ваша мама знает какой-то cnocoб заставить отца сделать все, что она пожелает. Мы не знали, как приласкаться к нему, притвориться послушными, чем смягчить его сердце.
Закрыв глаза, я представила мать ребенком, бегающим по этому великолепному, но недоброму дому, приученную к расточительности и достатку… Поэтому, когда она вышла замуж за нашего отца, получавшего скромное жалование, ей не приходило в голову ограничивать свои расходы.
Я сидела с широко раскрытыми глазами, а Джоэл продолжал:
— Коррин и наша мать не любили друг друга. Когда мы подросли, то поняли, что мать просто завидовала красоте своей дочери и ее умению очаровывать мужчин. Коррин в самом деле была необыкновенно хороша. Даже мы, братья, чувствовали силу ее женских чар.
Джоэл сложил на коленях свои худые бледные руки. Его руки были узловаты, утолщены в суставах, но почему-то все еще казались элегантными то ли потому, что их движения были грациозны, то ли потому, что они были так бледны.
— Посмотрите на все это великолепие и красоту и представьте семью измученных людей, каждый из которых мечтал освободиться от цепей, в которых нас держал Малькольм. Даже наша мать, которая унаследовала состояние своих родителей, была под строгим контролем.
Мал убегал от банковских дел, которые он ненавидел и которыми его заставлял заниматься Малькольм, вскакивал на мотоцикл и уносился в горы, где отсиживался в хижине, которую мы с ним построили. Иногда мы приглашали туда наших подружек, и все, чем мы там занимались, ни за что не было бы одобрено нашим отцом, но мы таким образом как бы бросали вызов его абсолютной власти над нами.
Однажды летним днем случилось ужасное — Мал сорвался в пропасть; спасатели подняли оттуда его тело.
Ему был только двадцать один год, мне было семнадцать. Мне казалось, я сам наполовину мертв, так пусто и одиноко мне стало без брата. Отец подошел ко мне после похорон Мала и сказал, что я должен занять место старшего брата в одном из банков и изучить финансовое дело. С таким же успехом он мог приказать мне отсечь себе руки и ноги. Я сбежал той же ночью.
Казалось, весь огромный дом ждал, затаив дыхание, тихо-тихо. Даже буря снаружи тоже как будто затаилась, хотя мельком взглянув в окно, я увидела, что тяжелые свинцово-серые тучи еще больше вспучились и разбухли. Мы с Крисом сидели на изящной софе, и я чуть придвинулась к нему. Сидевший напротив нас в кресле Джоэл замолчал, как бы собирая свои меланхолические воспоминания, мы не торопили его.