Если бы я позволил им самим соорудить это устройство, то, конечно, под удар были бы поставлены миллионы жизней на планете. Я просто не мог пойти на такое, — груз ответственности за свои действия до сих пор тянул его в прямо противоположные стороны, и, очевидно, он был на грани изнеможения. Эксперимент чересчур сложен, чтобы можно было не обращать на него внимания. У нас недавно уже была авария, но мне удалось в последнюю секунду отклонить пучок волн в открытый космос.
— Я так а знал! — опять взорвался Скеннер. — А мы оказались как раз в центре этого пучка!
Сарда удивленно посмотрел на него. Затем его лицо мертвенно побледнело. До этой минуты, честно говоря я сама не представляла себе степени той опасности, которую таит в себе сверхускоритель. Но после того, как Сарда едва не лишился чувств, я ощутила, что была на краю смерти. Он победил, но ценой того, что ему на многое пришлось закрыть глаза. Скеннер взволнованно покачал головой и закрыл глаза.
— Черт бы тебя побрал.
Сарда смущенно наклонил голову. Я продолжила:
— Другими словами, ты вообще не принимал решение помогать им. Они просто шантажировали тебя. Твое бездействие многим стоило бы жизни, поэтому ты решил пойти с ними.
— Да, — негромко согласился он, не поднимая глаз.
Все замолчали. Теперь каждый на ощупью бродил среди своих мыслей, словно в тумане.
Я первой очнулась от оцепенения, затем, подойдя к столу, прислонилась к стене всего в нескольких дюймах от Сарды. Наконец наши глаза встретились.
Мои слова прозвучали негромко и очень искренне.
— Теперь я понимаю. Мы постарались освободиться от остатков вины или сожаления. Если Сарда предал нас, я все равно не хотела больше ничего знать об этом. Нет смысла платить за ошибку еще одной такой же.
Вулканец собрался с мыслями и торжественно кивнул.
— В ваших словах много мудрости, — произнес он, благодаря меня в такой скрытой форме. Никто из нас не предпринял попытки уточнить недосказанное.
— Расскажите нам о Перрене, — попросила я. — Что движет его поступками?
Сарда качнул головой и, тщательно подбирая слова, начал свой рассказ.
— Вы его уже видели, — произнес он, словно это могло что-то объяснить мне. — Перрен необычайно самонадеян. Верит в исключительность рационализма философии вулканцев, но не придерживается принципов этой же философии, согласно которым не рекомендуется судить о морали других, даже если в этом заложен рациональный смысл. Как и вице-адмирал Риттенхауз, Перрен верит в исключительность, своего рода моральное превосходство философии Федерации над философией клингонов, ромуланцев и других представителей враждебных государств. Он считает, что игнорировать такие различия нелогично.