Мука разбитого сердца (Акунин) - страница 19

– фамилия очень редкая и простой человек носить такую не может.

Если дамы главным образом засматривались на августейшую звезду санкт-петербургской оперы, то благосклонное внимание кельнерш и горничных привлек интересный брюнет, соскочивший с подножки третьего, «свитского» ряда сидений. Девушки из прислуги сочли, что он одет еще шикарней солиста, а кроме того брюнет успел в одну минуту перемигнуться по меньшей мере с шестью из них.

Вокруг суетился, распоряжаясь разгрузкой чемоданов, хромоногий господин с тараканьими усами. Наблюдатели сначала предположили, что это импресарио, но судя по куцему пиджаку и обтрепанным брючкам, то была какая-то мелкая сошка.

На угрюмого субъекта в наглухо застегнутом макинтоше особенного внимания не обратили. Зато сугубый интерес мужской половины вызвала монументальная дама в шляпе с огромными страусовыми перьями. Тяжело ступив внушительной ногой на землю, она обвела взглядом озеро, горы и воскликнула тонким голоском:

– Gospodi, krasota-to kakaya!

Старший портье тараторил по-французски с итальянским акцентом:

– У мсье солиста номер-люкс с балконом в бельэтаже. У госпожи певицы номер на шестом, с ванной.

Остальным господам отведены три комнаты в чердачном этаже.

– Акакий Акакиевич, осторожнее, это очень хрупкая шляпка! – сердито крикнула госпожа Василиса хромому, который вынимал из багажника круглую коробку. – Дайте сюда, болван! – И, перейдя на шепот, спросила. – Ваше благородие, можно хоть у себя в комнате по-человечески ходить?

– Я тебе похожу, – тоже шепотом ответил Козловский. – Только в пеньюаре! Терпи, Василий, сам вызвался.

Потом подошел к каждому и тихо приказал:

– Час на обустройство. Потом все ко мне, на инструктаж.

На озере

По гладкой, как каминная доска, поверхности Луганского озера скользила прогулочная лодка, в которой с комфортом расположилась праздная компания. На носу в романтическом одиночестве, сидел Алексей Романов. «Концертмейстер Акакий Акакиевич» скромно примостился на дне. Гребли Никашидзе и Лютиков, а на корме, одной рукой держа руль, другой кружевной зонтик, сидел Булошников и распевал народную песню «Мы на лодочке катались золотистой, золотой».

– Вот она, – кивнул штабс-ротмистр в сторону берега. – Только не все разом головы поворачивайте.

На скале, прямо над обрывом, нависла прелестная вилла в псевдоготическом стиле. С обеих сторон от нее росли деревья, дальше виднелся срез высокой стены, обрывавшейся на самой кромке.

– Нет, отсюда тоже не подберешься. Черт!

Козловский сердито швырнул за борт окурок папиросы.


Итоги рекогносцировки выглядели неутешительно, полностью подтверждая агентурные данные.