– Анна Галлахер? Да, мы знакомы.
– Она прекрасный специалист. К тому же из Сиднея нам сообщили, что алкоголь в данном случае сыграл решающую роль.
– Ожог в состоянии алкогольного опьянения! – воскликнула Ханна. – А ведь именно это указано и в ее карточке, хотя на словах она упорно все отрицает.
– Отрицает, потому что ничего не помнит. Не помнит, как заснула на диване с сигаретой во рту. В университетской клинике нет психотерапевта. У них вообще штат неукомплектован. Анна Галлахер подробно беседовала с мужем Дженис, с ее детьми. Все они говорят, что семейная жизнь у них давно не ладилась. А Дженис теперь просто выдает желаемое за действительное.
– Есть хоть какая-то вероятность, что Гарри Питерс вернется к ней?
– Анна считает, что нет. У него давно есть другая женщина.
Взгляды их случайно встретились, и Ханна поняла, что Хартфилд сейчас думает о Салли и Стиве… и о Джине.
– Даже не знаю, что мы можем сделать, – быстро произнесла она, не желая сбиться на личные темы.
– Для Дженис? Мы – почти ничего. Мы хирурги, а не священники и не психотерапевты. Ею будет заниматься Анна. Да, хочу вас предостеречь, чтобы вы не обещали ей чудесного исцеления.
Я имею в виду пластику лица. Возможно, придется проявить некоторую жесткость, как это только что сделал я, но мечтать о красоте мы не можем ей позволить. Иначе разочарование обернется шоком. А то и судебным процессом.
– Вы правы. Мне знакомы такие случаи. Буду осторожна.
Они вышли через ординаторскую к сестринскому посту.
– Завтра перед операцией я загляну к Шону, – обратился Хартфилд к дежурной медсестре. – Доктор Стедвуд сегодня всю ночь? – Он глянул на график. – Ага, вижу. Прекрасно. Но если возникнут непредвиденные осложнения, немедленно связывайтесь со мной.
– Конечно, доктор, – отозвалась старшая сестра.
Иден был лечащим врачом мальчика, хотя занимались им все специалисты отделения. Завтра на обходе будет Брюс Рэйт, вспомнила Ханна, завтра – традиционный «большой консилиум», на который приглашают всех, вплоть до практикантов. А сейчас в отделении их больше ничего не задерживало.
– Сегодня погрелись дольше обычного, – заметил Иден, когда они оказались в прохладном и просторном вестибюле седьмого этажа. В ожоговых отделениях всегда поддерживается повышенная температура воздуха, так как пациенты очень чувствительны к холоду. Ведь в организме нарушается терморегуляция.
– Да, задержались мы. Время для посещений. Родственники уже здесь, – сказала Ханна.
– Ого! Тогда пора исчезать. Матушка нашего юного пиротехника проявляет излишнюю настойчивость. От врачей не отходит, задает по нескольку раз одни и те же вопросы, ответов не слышит.