Санинструктор нашел помещение под раненых.
— Главное, товарищ капитан, две пустые комнаты, — доложил он Рюмину. — А под ними какой-то двухэтажный подвал. БУ прямо... Только вам самим надо поговорить с хозяином.
Домик был старый, широкий, покрытый черепицей вперемежку с тесом и подсолнечными будыльями. Рюмин оглядел его издали. Ему не хотелось входить в него и видеть пустые комнаты и "БУ прямо". "Надо оставить у них не только винтовки, но и гранаты... И санинструктора". Тот стоял рядом рост в рост, и сумка съехала на живот, а верхний рожок у креста на ней оторвался, образовав букву "Т".
— Вы... москвич? — негромко спросил Рюмин.
— Не понял вас, товарищ капитан, — сказал санинструктор и поправил сумку.
— Можете готовить раненых к переводу. Я здесь договорюсь, — мягко сказал Рюмин.
На крыльце домика отрадно пахло моченым укропом. При тусклом каганце в сенцах возился над кадкой маленький старик в дубленом полушубке. Рюмин встал на пороге и поздоровался. Старик пощурился на него и незаметно выпустил из рук огурцы обратно в кадку. На вопрос Рюмина, он ли хозяин, старик сказал, что хозяин теперь всему война. "Наши раненые и санинструктор тоже должны знать это, — поспешно подумал Рюмин, — хозяин теперь всему война. Всему!" Но осматривать комнату и БУ он не стал.
Старик ничему не противился. Он только спросил:
— А кормить раненых вы сами будете?
— Да, — сказал Рюмин. — С ними остается и наш доктор.
— А вы все... никак уходите?
У него были белесые тихие глаза, готовые смотреть на все и всему подчиняться, и Рюмин подумал, что, может, не следует к нему определять раненых. Погасив каганец, старик проводил Рюмина с крыльца и во дворе сказал:
— А взяли они вас, сынок, как Мартына с гулянья!
Рюмин снова неуверенно подумал, что, может, не следует оставлять в этом доме раненых.
— Мы вернемся через три дня! — вдруг таинственно сказал он, вглядываясь в стариковы глаза. — И тогда заплатим вам за помощь Красной Армии. Понимаете?
7
Выступление Рюмин назначил на два часа ночи, и с какого бы направления он ни подводил роту к невидимому селению и сколько бы там ни было немцев, они все до одного обрекались на смерть, потому что предоставить им плен в этих условиях курсанты не могли. Все, что роте предстояло сделать в темноте, Рюмин не только последовательно знал, но и видел в том обостренно резком луче света, который центрировался в его уме предельным напряжением воли и рассудка. Он был уже до конца убежден, что избрал единственно правильное решение — стремительным броском вперед. Курсанты не должны знать об окружении, потому что идти с этим назад значило просто спасаться, заранее устрашась. Нет. Только вперед, на разгром спящего врага, а потом уже на выход к своим.