– И где же у вас этот паштет? – издевательски спросил Борис.
Ему все надоело, хотелось поскорее убраться из этой душной каюты и уйти спать, потому что тело болело после давешних мытарств. Он отвернулся от укоризненного взгляда Саенко, принесшего чистые стаканы.
– Присоединяйтесь, Борис Андреевич, – радушно пригласил Горецкий.
– Я не желаю с вами пить! – процедил Борис и повернулся, намереваясь уйти, потом помедлил и присел в стороне от стола. – Я, разумеется, благодарен вам за спасение, за то, что вы уговорили капитана подождать несколько часов, но как быть с теми, кто остался там?
– Им уже ничем не поможешь. – Полковник устало откинулся на спинку стула.
– А раньше? – крикнул Борис так громко, что Саенко заглянул в дверь каюты.
* * *
– Все погибло. – Горецкий опустил голову.
Борис совершенно автоматически отметил, что седины у него в волосах ощутимо прибавилось.
– Произошла катастрофа всего белого движения, – монотонно проговорил Горецкий. – Мы потеряли громадную, плодородную и густонаселенную территорию, а также, вероятно, две трети нашей армии. В Новороссийске погибли результаты двухгодичной славной борьбы.
– Я всегда знал, что вы обладаете выдающимися аналитическими способностями, – ядовито проговорил Борис. – Готовите докладную командующему?
Уж больно гладко выражаетесь!
Горецкий, не отвечая, налил в стаканы красного вина.
– Говорите, армия погибла? – раскаляясь, кричал Борис. – А если конкретно посчитать, сколько офицеров, оставленных в лазаретах, застрелилось? Сколько было расстреляно красными, а сколько – утоплено в бухте? Никогда наша армия не переживала такой катастрофы в боях с красными, говорите? Да ведь Новороссийск сдали без боя, и эту самую катастрофу устроили Белой армии знаете кто? Такие, как вы!
– Что? – вскинулся было Горецкий, но тут же бессильно опустил голову на грудь.
– Не делайте вид, что мертвецки пьяны, – угрюмо пробормотал Борис, – я все равно не поверю.
– Катастрофу армии устроил ей свой же собственный Генеральный штаб, – заговорил Горецкий хрипло.
– Вот именно, а вы – представитель этого самого штаба. Все время, что я служил у вас, мы все куда-то ездили, что-то передавали, о чем-то договаривались… И вот – результат! Вы – представитель военного управления при Особом совещании. И что, черт побери, думал ваш шеф, генерал Лукомский?
– Эти генералы, они думали только о своих амбициях, – слабо защищался Горецкий.
– Все можно простить – нерешительность, плохой расчет. Деникин, да и остальные не представляли себе, когда учились в академиях, что будут когда-нибудь воевать против русских же. Но никогда, слышите – никогда армия не простит генералам Новороссийска. Бросить лазареты с ранеными! Допустить, что казаки оказались почти все в плену! Конечно, они сами метались, митинговали, и вообще кубанские казаки ненадежны, но куда же ваше-то ведомство смотрело! А где вы собираетесь брать лошадей для новых сражений, если они все остались в Новороссийске? А орудия, пулеметы?