— Я изучаю судебное волшебство.
— Понятно. Несомненно, интересная тема.
В этот момент его внимание привлек запах долетевшего до него сигарного дыма.
— Джеймисон!
Розовощекий юнец вынул сигару изо рта и с тревогой посмотрел на сэра Стэнли:
— Сэр?
— Что за дрянь вы курите?
Джеймисон опустил глаза на сигару в руке с видом, будто представления не имел, как она вообще тут оказалась.
— «Хаштапар», сэр.
— Персидский табак; я так и думал, — дворянин удовлетворенно улыбнулся. — Хороший персидский табак — удивительная вещь, а вот плохой — к которому относится и это — напоминает мне... Я боюсь тебя смутить, мой мальчик... э-э... арабский бордель.
Неловкая пауза напомнила всем, что среди них присутствует человек духовенства.
— Выбросьте ее, Джейми, — нарочито громко сказал Квинт. — Вот, возьмите мою.
Джеймисон посмотрел на три четверти выкуренную сигару и выкинул ее.
— Нет, спасибо, Джейсон. Я бы все равно ее выбросил. Просто решил попробовать. — С довольно глупой улыбкой он посмотрел на сэра Стэнли. — Они были дорогие, сэр, поэтому я купил одну. Только попробовать. Но вы правы — от нее пахло, как... как из даосского храма.
Сэр Стэнли хихикнул.
— Некоторые из самых дурных привычек — также и самые дорогие, сынок. Впрочем, как и некоторые из самых лучших.
— А вы что курите, сэр Стэнли? — негромко спросил отец Арманд.
— Это? Смесь балика и робертийского.
— Мне нравится похожая смесь. Думаю, балик — лучший из турецких сортов. Но я смешиваю балик с коубинским.
Сэр Стэнли покачал головой:
— Табак из герцогства Коубы больше подходит для сигар, святой отец. А в герцогстве Робертии выращивают лучший табак для трубок. Конечно же, я допускаю, что все это — дело вкуса.
— Я никогда не был на Коубе, — вставил Квинт, — но я видел табачные плантации в Робертии. Вы никогда не видели, как растет табак, сэр? — Вопрос был почти риторическим.
— Расскажите, — все же ответил отец Арманд.
Робертия была герцогством на южном побережье северного континента Западного полушария, в Новой Англии, омываемым с одной стороны Мексиканским заливом. Оно было названо в честь Роберта II, так как его открыли во время его правления в начале XVIII века.
— Вырастает он примерно такой высоты, — начал рассказывать Квинт, держа руку на расстоянии тридцати дюймов от пола. — Большие, широкие листья. Не знаю, как их собирают, я только видел поля...
Возможно, он еще что-то собирался рассказать, но дверь открылась, и на площадку вышел начальник поезда Эдмунд Нортон; его красно-синяя форма сверкала на полуденном солнце.
— Добрый день, джентльмены, — с улыбкой приветствовал он. — Извините, если я прервал вашу беседу.