– Тогда, может быть, мне лучше в дальнейшем не браться ни за что серьезное? – предложила Виола. – Я могла бы, например, помогать вам раскладывать воззвания или что-нибудь записывать…
Она даже не договорила – такое зловещее выражение появилось на лице мачехи.
– Я уже объясняла тебе, какой неоценимый вклад ты можешь внести в наше движение! Твой отец был известным человеком, и ты, его дочь, – это настоящая находка для нас!
– Мне кажется, нехорошо использовать папино имя в таких целях… тем более сейчас, когда его уже нет в живых… – рискнула возразить Виола.
Но мачеха ее даже не дослушала. Она уже выплыла из библиотеки, с шумом захлопнув за собой дверь.
Виола облегченно вздохнула.
Как ни странно, все обернулось даже лучше, чем она могла предположить.
Мачеха, судя по всему, и не подозревала, что девушка имеет какое-то отношение к тому, что бомба не взорвалась. Конечно, она, по обыкновению, разговаривала с ней грубо и откровенно презрительно, но, по мнению Виолы, вынести эти грубости было гораздо легче, чем ужас тюремного заключения.
Закончив работу, девушка начала мечтать о том, какой восхитительный вечер предстоит ей у маркизы Роухэмптонской.
Эта пожилая леди была другом ее отца и, наверное, единственной особой в Лондоне, на приемах у которой можно было встретить людей самого разного сорта, что придавало им особое очарование.
В просторных залах особняка маркизы художники, писатели, музыканты и даже театральные актеры мирно соседствовали со сливками лондонского общества.
Всю свою жизнь маркиза была, что называется, женщиной с характером, а высокое положение, которое она занимала, позволяло ей в большинстве случаев поступать так, как она сама того желала.
В кругу ее друзей числились даже король и королева.
Известно, что король Эдуард находил вечера, устраиваемые маркизой, весьма занимательными и с удовольствием общался на них с самыми разными людьми, чего никогда не позволял себе на других приемах, куда бывал приглашен.
Окончив сортировку воззваний, Виола вместе с мачехой наскоро поели, и девушка поднялась к себе в комнату, чтобы переодеться, незадолго до начала сезона ей было куплено несколько совершенно очаровательных платьев.
Почти все они были белыми. Считалось, что молодые девицы должны одеваться именно так: ведь белый цвет – это символ невинности. Лишь после замужества дамам разрешалось носить яркие наряды и драгоценности.
Платье, в которое с помощью горничной облачилась сейчас Виола, было украшено английской вышивкой – точно такой же, какая красовалась и на ее широкополой шляпке.