«Завтра наберу роз совершенно того же цвета и поставлю букет на туалетный столик», – решила Демелса.
Интересно, заметит ли его граф?
Вздохнув, она сказала себе, что скорее всего графу бросятся в глаза пятна плесени на отсыревшем потолке да отсутствие позолоченного шарика на одной из ручек комода.
– А собственно говоря, почему я должна чувствовать неловкость? – решительно сказала себе Демелса. – В любом случае, здесь графу Треварнону будет куда удобнее, чем в «Уздечке и подкове», а если его милости и не понравится наш дом, ему все равно будет некуда деваться.
Демелса испытывала неловкость при мысли о том, что им с братом приходилось брать деньги у этого человека за обычное гостеприимство, но в их бедственном положении не приходилось привередничать.
– Наша семья ничуть не хуже, если не лучше его, – рассуждала она, горделиво приподняв голову.
Оклик Джерарда вырвал ее из раздумий. Его громкий голос эхом разнесся по всему дому.
Выбежав в коридор, Демелса свесилась через перила, глядя вниз.
– Зачем ты меня зовешь? – спросила она.
– Мне надо тебе кое-что сказать, – ответил Джерард. – И еще хотел спросить: как там моя ванна?
Торопясь начать приготовления к приему высоких гостей, Демелса совершенно забыла о том, что брат хотел искупаться.
– Сейчас будет готова, – кивнула она. – Подожди еще несколько минут.
Она вбежала в комнату брата и достала из буфета широкий и круглый оловянный таз с высокими бортами, в котором Джерард мылся, приезжая домой.
Девушка поставила его на вересковую циновку, положила на скамейку рядом купальные полотенца и поспешила прочь, торопясь вернуться к своему прерванному занятию.
К счастью, в это время дня Якоб, считая, что уже закончил основные дела по дому, сидел в кухне с кружкой эля и болтал с Нэтти, которая с христианским смирением терпела его чрезмерную словоохотливость.
Демелса как вихрь ворвалась в кухню, просторное помещение с мраморным полом, внушительных размером очагом, мощными крюками, на которых в лучшие для Лэнгстонов времена висели копченые окорока, длиннейшие косы из лука и другая снедь. Теперь крюки сиротливо поблескивали за отсутствием припасов.
Нэтти удивленно вскинула глаза на хозяйку, не понимая причину ее возбуждения.
Нэтти еще не было пятидесяти лет, но ее волосы были густо подернуты сединой. По облику этой высокой худощавой женщины со строгим лицом, одетой в опрятное платье и белоснежный фартук, можно было безошибочно узнать в ней няню, ласковую и заботливую, но непреклонную в вопросах дисциплины.
– Что случилось, мисс Демелса? – строго спросила она, – Кстати, вашим волосам не помешала бы прическа поаккуратнее.