Стоило ей мысленно произнести эти слова, и внутри будто вспыхнул яркий свет, озаривший душу и прояснивший мысли.
Нравственных терзаний как не бывало.
В любви каждый за себя. Здесь нет ни сострадания, ни благородства, ни учтивости. Потому что любовь - единственное, ради чего стоит жить и ради чего не жалко умереть. Одно дело прочесть такое в романе, и совсем другое - ощутить всем существом, как ощутила это Даша, застыв над черной водой.
Она будет сражаться за свою любовь! Пускай она воровка, пускай подлая предательница - да кто угодно! Наполнившее ее чувство было такой силы, что все остальное утратило значение.
Он будет принадлежать ей во что бы то ни стало. Вопреки всем и всему. Даже вопреки самому себе.
К Даше он равнодушен - в том единственном смысле, который для нее важен. Это первая трудность. Вторая: за много лет он свыкся с мыслью о той женщине, их слишком многое связывает. Трудность третья: его сердце покрыто ржавчиной, опалено невзгодами. Оно разучилось любить - если когда-то и умело.
Задача сложная, что говорить. Значит, нужно стать умной, смелой, прекрасной. Такой, перед кем рухнут все преграды.
И Даша очнулась. С нее слетела вялость, глаза заблестели, плечи распрямились. Лишь теперь она заметила, что куда-то подевалась маленькая глухая черкешенка и что Галбаций (кажется, он на время исчезал - или примерещилось?) едет мрачный и всё вздыхает. Вот отличный повод показать себя перед Олегом Львовичем в хорошем свете.
- Что с вашим другом? Он нездоров? - спросила она участливо. Безо всякого интонирования, по-дружески. Женские фокусы - это потом. Сначала нужно привести себя в надлежащий вид.
- Он где-то потерял котенка, что вы подарили, - так же по-товарищески ответил с улыбкой Никитин. - Я вижу, Дарья Александровна, вам лучше?
- Немного. Знаете, я не говорю вам слов благодарности. Потому что словами моих чувств не выразить. Отныне вы для меня... - И не договорила.
Голос у нее очень правильно, тепло дрогнул.
"Про скорый приезд Незнамовой ему ни слова, - думала Даша. - Как бы она ни торопилась на Кавказ, раньше, чем через две или три недели, не приедет. Это время - моё".
- Григория Федоровича мне отблагодарить просто, - сказала она, изобразив милую девичью застенчивость, которой в ней нисколько не осталось. - Да и обязана ему я меньше, чем вам. Кунаку вашему я достану другого котенка. Еще краше и моложе, - прибавила она, не удержавшись. - А вот как выразить мою признательность вам, ума не приложу...
- Мне довольно того, что вы на свободе. А Галбация другим котенком вы вряд ли утешите. Кто краше и моложе не заменит того, кто был дорог.