Вид этой обнаженной головы вновь пробудил в Хью сострадание. Причинять вред этому жалкому созданию? Ему вредно солнце. И луна — тоже. И у него не было ничего, кроме этой палки, которой он мог отгонять одолевавшие его кошмары.
— Убирайтесь отсюда, — сказал Хью.
Он снова не стал протягивать ему руку помощи — не из подлости или жестокости, а из элементарной предосторожности. Чем-то этот человек должен был вырезать себе палку. А значит, в его лохмотьях почти наверняка был спрятан нож.
— Моя палка!
Хью поднял руку и запустил посох далеко в лес, как копье.
Безумец поспешно поднялся на колени, чтобы заметить направление. Палка исчезла из виду, и Хью надеялся, что она не запуталась в ветвях на недосягаемой высоте.
Мужчина не без труда встал на ноги, нахлобучил на голову шляпу и лишь после этого побрел неуверенными шагами за своей палкой.
— Эй, там ядовитый плющ, — крикнул ему вслед Хью.
Это был самый малый акт милосердия, единственное, что он мог себе позволить. Жизнь у дурака и без того была тяжкой, и лишние страдания ему вовсе не требовались.
Незнакомец оглянулся на него.
— Мы еще увидимся, — угрожающе проговорил он. — На том самом месте, где вы ее оставили.
Хью наклонился, будто намеревался поднять камень, — так во всем мире пугают собак. Но мужчина уже углубился в чащу. С минуту слышался треск сучьев, а потом все стихло.
Около восьми часов Хью вошел в бар в Йосемит-лодж. Тридцать лет назад здесь было бы полно альпинистов. Но ночные банкеты любителей побродить по высокогорью остались в прошлом. Обслуживающий персонал парка превратил это место, где когда-то можно было лазить как заблагорассудится, в место с множеством правил и ограничений, а пиво сделалось чрезмерно дорогим. К тому же новое поколение альпинистов относилось к образованию гораздо серьезнее, студенты сидели на сессиях, вместо того чтобы ходить в горы, и сезоны сдвинулись.
Поэтому в зале было пусто. Вместо гомона шумных молодых смельчаков и их подруг с вызывающе колыхающимися под тонкими рубашками грудями, не затянутыми в бюстгальтеры, бар оглашали лишь звуки пяти телевизоров, безостановочно транслировавших программу об экстремальном спорте; звуки сливались в оглушительный хип-хоп. Бармена за стойкой не было — он или ловил рыбу для клиентов, или просто занимался какими-то своими делами.
Льюис Коул, взгромоздившись на табурет, неспешно потягивал тоник с лаймом и по одному швырял в рот орешки арахиса с таким видом, будто он вовсе никого не ждет, а просто убивает время. Высокий, с шеей борца, он казался слишком крупным для скалолаза, но все же пользовался в узких альпинистских кругах широкой известностью, вернее, являлся когда-то легендарной личностью и имел кличку Большая Обезьяна. Его действия не отличались слишком высоким эстетизмом, но он умел дотягиваться немыслимо далеко, обладал поразительным проворством и имел кулаки, похожие на стальные поковки, как нельзя лучше подходящие для схватки со знаменитыми трещинами йосемитских скал.