Дети Луны (Акунин) - страница 26
Романов бросил в прорезь пятиалтынный, назвал телефонной барышне номер. Соединили почти сразу.
– Лавр, это я. Дело плохо. Я виноват, провалил дело. Погнался за двумя зайцами.
Он говорил короткими фразами, все время оглядываясь, не идет ли кто-нибудь.
– Громче и яснее, – потребовал ротмистр. – Я тебя почти не слышу.
– Не могу громче.
– Что пластина?
– Похищена.
– Кем?
– Не видел… Там сидели трое: поэт Селен, мим Аспид и танцовщица Люба. Не обязательно они, но им сделать это было проще.
– Как они выглядят?
Алексей в нескольких словах описал соседей по столу. Как раз заканчивал про декламатора («неестественно длинное лицо, темные волосы до плеч…»), когда из зала вышел сам Селен.
– Черт знает что! – пожаловался он. – Единственное приличное место в городе, и то превратили в какой-то дансинг! Не вернусь, пока не прекратится этот обезьяний шабаш. Спички есть?
Получив коробок, вышел на улицу.
– …Не устроить ли облаву, пока публика не разбрелась? – спросил Романов, проводив декадента взглядом. – Всех взять, обыскать…
– Нет, не годится. Перепрятать пластину – дело одной минуты.
Да Алексей и сам знал, что идея не ахти – предложил с отчаяния.
– Что же делать, Лавр?
Князь похмыкал в трубку, помычал:
– М-м-м… Ну вот что. Не убивайся, всякое бывает. Я приму меры. Авось, поправим дело. А ты паси свою фифу и больше ни на что не отвлекайся. Доведи ее до дома, сдай горничной и дуй к нам сюда.
– Ясно…
Деревянная перегородка упиралась в стену, на которой висело зеркало. Разговаривая с ротмистром, Алеша несколько раз механически посматривал в ту сторону. И вдруг, удивившись, сообразил, что не отражается в мерцающей поверхности. В привидение он превратился, что ли? Поневоле покосился на пол – да нет, тень вроде отбрасывается. Еще раз поднял глаза на зеркало и только теперь рассмотрел, что оно кривое, как и все остальные в этом кривом королевстве. К тому же волнистая поверхность немного скошена и отражает не перегородку и телефонный столик, а неосвещенное пространство за шторой.
Что-то там, в темноте, шевельнулось. Что-то черное с белым.
Оказывается, у вешалок всё это время находился кто-то из посетителей или служителей! И разумеется, слышал каждое слово! В том числе про облаву… Неудивительно, что затих и затаился. Понял: телефонирует секретный агент.
Этого еще не хватало! Мало того, что опозорился, упустив пластину, так теперь еще и разоблачен? Случайный свидетель непременно разболтает всем, что в кабаре затесался ряженый филер!
Скрипнув зубами, прапорщик хотел перепрыгнуть через барьер, чтобы взять черно-белого за шиворот и под страхом ареста, тюрьмы, мордобоя – чего угодно – заставить его проглотить язык, да вдруг сообразил: зеркало-то кривое. Если сам он видит лишь расплывчатое пятно, так и человек, находящийся по ту сторону, может разглядеть только нечто бесформенно-желтое. Занавеска сплошная, ткань плотная – подглядеть невозможно.