— Ты здорова? — вглядываясь в меня, спросил Том. — Выглядишь ужасно. У Хилари все нормально? Скретч сказал, что она была больна.
— У Хилари все хорошо. Она гостит у отца. Вернется через неделю или около того. Она просила по телефону сказать тебе „Хей!" Ты пришел… ты пришел к ней?
— Нет. Я пришел к тебе. Я… нет больше никого, кто бы ни вышвырнул меня вон. Но если это неподходящее время…
Я потрясла головой, чтобы прочистить ее. Том и комната стали более четкими, часть накипи сна откололась.
— Должно быть, я выгляжу так, словно была в трехдневном запое. Но я спала.
Наконец до меня дошел факт его физического присутствия в моем доме, сердце вновь застучало сильнее. Хотя на сей раз не от страха. Не совсем.
— Думаю, ты выглядишь…
Голос его становился все тоньше и наконец оборвался. Том замолчал, пытаясь овладеть собой.
— В чем дело, Том?
Страх все же появился и вместе с другим чувством ускорил темп биения сердца.
— Скретч.
Голос Тома был полон печали. Я ощутила, как усилилось мое горе и, посвежев, сравнялось по силе с его чувством.
— О Господи, — бормотала я. — Он…
— Нет. Он не умер. Пока не умер. Но он… Господи, Энди, его просто съедает. Просто съедает.
Я подошла, села на подлокотник кресла и обняла Тома. Я сделала это не думая. Мои мышцы сделали это, мои кисти, ступни и руки. Том молча прижал голову к моей груди, потом выпрямился, глубоко вздохнул, а я немного отстранилась и взглянула на него.
— Сегодня вечером, около восьми, Скретч пришел, еле втащился на террасу и свалился, — рассказывал Том. — Мне пришлось внести его в дом и положить на диван. Я пытался вызвать „скорую помощь", но он не позволял. Он пытался говорить, но все время задыхался, в конце концов он смог выдавить из себя, что пришел сказать мне что-то, — притащил себя с верховьев болота, чтобы сказать мне, — но потом у него началось кровотечение. Я никогда не видел так много крови. Изо рта, из носа, из… прямой кишки. О Господи, Энди, на его шее и голове… опухоли и язвы, как на той самке оленя.
Я вновь увидела с тошнотой, но в то же время отстраненно ужасные язвы на животе мертвой оленихи и скрытую, скользкую синеву внутренностей. Я вспомнила шарф, повязанный вокруг горла Скретча, и вязаную шапку. Тогда ведь было не холодно, но было нужно пощадить нас, Хилари и меня.
— О Скретч! — прошептала я, пряча лицо в ладони.
— Я отвез его на пункт „скорой помощи", — сквозь слезы, с трудом говорил Том. — Я думал, что работников пункта вырвет. Они использовали интенсивную терапию с трубками, кислородной маской и Бог знает чем еще. Но ничто не поможет. Врач только покачал головой, когда я спросил об этом.