Ответственность (Правдин) - страница 101

Говорить о своем горе Таисия Никитична не могла и не хотела, да ее все равно никто бы и слушать не стал. И в то же время бессмертная надежда не покидала ее, не могла она думать иначе, потому что тогда вообще не стоило бы не только думать, но и жить. Поэтому она сказала громко и вызывающе:

— А я не верю, что могут быть навсегда порченые. Или все, что с нами сделали, это уж и окончательно.

Но эти слова в душной тишине тюремного вагона прозвучали иронически. Это сразу почувствовала Таисия Никитична и приготовилась услышать в ответ что-нибудь издевательское. Но, к ее удивлению, Тюня пригорюнилась; ей-то не доставляло никакого удовольствия дразнить этих затюканных баб. Это все равно, что камни бросать в болото — не булькнет и даже кругов не пойдет по воде, затянутой жирной болотной плесенью.

— Лагерь — дом родной с решеточкой, — повторила она, и сейчас же после ее слов кто-то не то вздохнул, не то приглушенно всхлипнул в серой тишине вагона. И еще кто-то, и еще. Противно слушать и тоска берет. Сюда бы лагерниц, хоть завалящих, штук бы шесть, получилась бы игра.

— Засморкались, — скучающе хихикнула Васка, — сомлели от мандража.

Тюня отозвалась без злобы:

— Ничего. Поживут, обвертятся, не хуже нас шалашовки станут.

Но тут откуда-то из темноты, с нижних нар послышался спокойный голос:

— Ох, помолчали бы вы…

Тюня встрепенулась:

— А, не терпишь!

Спокойный голос отозвался:

— Все ты говоришь: дом родной, дом родной. А что это такое, знаешь ли?

— А мне и знать не надо. Пускай начальники про то думают. А мне что положено, отдай и не греши.

— Кем положено?

— Придурков-начальников хватит — у них вся забота меня накормить, от мороза укрыть… Да ты что все вопросы задаешь, как следователь?

Повизгивая от восторга, Васка сообщила:

— К нам в камеру следовательшу одну посадили. Чего-то она там проштрафилась. Так мы ее головой в парашу, а сами кричим: «Дежурный, человек утопился!» Ох, и смеху было!

И снова спокойный голос:

— Вот и выходит, что паразитки вы.

Соскочив с нар, Тюня кинулась на голос, но на полдороге замешкалась, сказалась осторожная лагерная повадка: сама из темноты бей, а первая в темное место не кидайся. Нахальства много, а отваги не спрашивай. Надейся больше на горло, разевай его пошире — в этом деле сильнее тебя не много найдется.

Следуя этим проверенным правилам, Тюня страшным голосом вскрикнула:

— Выходи, посмотрю, какая ты раскакая…

— И выйду, вот и посмотри, какая я раскакая…

Из вагонной тьмы, спокойненько, как из темного леса, маленькая выплыла старушка. Коричневая в белую точечку длинная кофта, серый платок аккуратно подвязан под подбородком. Такие никогда не бывают дряхлыми. И никогда не унывают и не падают духом. В своем доме, наверное, жила она, как душа сильного человека, мудрая и улыбчивая. Да и сейчас еще не всю ее улыбчивость стерло горе, которого, должно быть, хватила она через край, если в такие годы в тюрьму попала. Вышла и доложила: