Но в это время распахнулась фанерная дверка. За окошком возникло большое лицо, по которому катился пот, застревая в черных монгольских усах. Но, несмотря на усы, Ася сразу поняла, что там сидит тетка, громоздкая и усталая.
— Ну, чего? — спросила она.
Ася, проглотив набежавшую слюну, изложила свое дело.
— Емельянов у нас не числится. Исключен, — последовал ответ, тяжкий, как ядро, окутанное дымом.
— Можно узнать, за что? — спросила Ася.
Усатая тетка не успела ответить. Слабо, по-мышиному пискнул телефон, она насторожилась, как кошка, и хищным движением сцапала трубку.
— Ну, кадры! — закричала она в трубку. — Ну, Угарова слушает. Ну, чего тебе? Ты мне шарики не крути, понимаешь!..
Лицо ее налилось густой коричневой кровью, а глаза посветлели до прозрачности. Накричавшись, она прижала трубкой телефонный аппарат, так что он и не пискнул. Вытирая ладонью взмокшие усы, набросилась на Асю:
— Ну, так тебе что?
Выслушав Асин вопрос, сама спросила:
— А ты ему кто?
Ничуть не смущаясь, Ася ответила:
— Никто. Он у нас на квартире живет. — Это она добавила для того, чтобы тетка не подумала, будто она и в самом деле никакого отношения к Емельянову не имеет.
Такой ответ и в самом деле сразу успокоил тетку, и она даже побледнела немного.
— А чего ж ты за него бьешься?
— Потому и бьюсь.
— Да ты со мной и разговаривать-то не имеешь права.
— А как же нам теперь быть?
Тетка на минутку призадумалась, но тут же закричала:
— Пусть придет кто-нибудь постарше! Ребятишек, понимаешь, подсылают.
Но Ася и тут не дрогнула. Она была хорошо подготовлена ко всяким поворотам в Сениной судьбе.
— Да я же вам все время говорю: нет у него никого. Ни постарше, ни помладше. Никого. Понимаете? Один он на всем свете!
Тетка нахмурилась. Лицо ее побледнело до нормального человеческого оттенка. Только глаза все еще бессмысленно блестели, как стеклянные шарики на люстре.
— Откуда же ты взялась? — прокричала она. — И чего ты добиваешься? Кто тебя подослал?
Тут Ася и начала выкрикивать в окошечко все, что накипело на сердце. Да, она для Емельянова совершенно чужой человек. Да, деваться ему некуда, он только что перенес тяжелую болезнь, живет в холодной комнате, есть ему нечего, потому что карточки у него отняли, а все вещи, какие можно было обменять на хлеб, уже проедены.
— И моя мама работает в гостинице, а в свободное время чистит картошку и моет посуду в столовой, а свою карточку отдает совершенно чужому мальчику, Емельянову. А вот для вас он совсем не чужой, он ваш студент, зачем же вы его выгнали без куска хлеба?
Но все Асины горячие слова отлетали от толстой тетки, как мячик от каменной стены. Такую разве прошибешь? Почувствовав себя бессильной, Ася решила отступить, и уже, высокомерно усмехнувшись, она проговорила: «До свиданья…», но тут за ее спиной раздался мягкий и в то же время повелительный голос: