— Не надо бы вам про все такое вспоминать, — решительно сказала Таисия Никитична, глядя на трясущиеся пальцы Гуляевой. — Давайте я вам сверну, я ведь умею, сама-то не курю, а раненым помогать приходилось…
— Я-то не раненая. Я убитая. — Анна Гуляева сидела, поджав ноги и положив подбородок на колени, курила.
— Убитые не курят, — жестко заметила Таисия Никитична, — и не трясутся от воспоминаний.
— Это не воспоминания. Это навсегда. Вы — доктор, вы должны знать, что есть неизлечимые болезни.
Этот разговор, полный поэтических сравнений и несуразностей, какими Анна Гуляева привычно подкрашивала свою речь, утомил Таисию Никитичну. Кроме того, весь прошедший день, тоже наполненный несуразностями, хотя и далекими от всего поэтического, выдался нелегким.
— Давайте лучше уснем, — решительно проговорила она.
— Несомненно, это самое лучшее, что у нас еще осталось, — согласилась Анна Гуляева. Но тут хлопнула входная дверь, появилась Тюня в телогрейке, накинутой на одно плечо. Кофточка на груди широко распахнута. Она сладко зевнула и, присев на краешек нар, попросила:
— Закурить дадите?
От ее полного белого тела и от сонного мягкого голоса веяло добрым домашним теплом.
Анна Гуляева, не снимая подбородка с колен, пошарила около себя, нашла кисет и бросила его Тюне.
— У вас у самих небогато, — проговорила Тюня, развязывая кисет. — Ну ничего, я завтра разживусь.
— Застегнись.
Тюня снова широко и утомленно зевнула.
— Комендант — черт бешеный, все пуговки порвал. Все ему мало. Пойду, заждалась старушка моя.
Она поднялась, пошла, но тут же вернулась:
— Завтра этап. Уже конвой из Усть-лага пришел и три подводы под барахло. Пешком потопаем. Вот чего удумали начальнички. Я затем и к придурку к этому, к коменданту, бегала, чтобы старушку на подводу пристроить. Своим-то ходом ей не дотянуть.
Тюня ушла. Гуляева сказала:
— Надо выспаться. Пеший этап — не мед.
Таисия Никитична долго лежала, добросовестно пытаясь уснуть. Рядом лежала Анна Гуляева. Ночные думы безрадостны и посылаются людям, изнемогающим от болезней или от безделья, да еще таким, которые считают, насколько их обобрала жизнь и сколько чего не додала. Это им в наказание за то, что поддаются ударам судьбы. Работяги и неподдающиеся спят крепко и смотрят простые сны.
Когда потом, много лет спустя, Таисию Никитичну спрашивали, что это такое — пеший этап, она сравнивала свое самочувствие с состоянием лошади, которую целый день гоняют по кругу, завязав предварительно глаза.
Уже к полудню наступило это состояние полного отупения, вызванное монотонностью движений и однообразием пейзажа. Вначале этот пейзаж, смесь тундры и тайги, заинтересовал Таисию Никитичну своей новизной. Но скоро она почувствовала себя обманутой: перед ней развертывалась бесконечная лента, на которой повторяется одно и то же.