— Налей-ка мне воды, — попросил Бакшин. Напился и с новыми силами продолжал допытываться: — Ну и что же они говорят, эти «некоторые»?
— Ну, чего… Наталья Николаевна все вам описали. — Сашка усмехнулся: — И еще чего-то они в секретности держут. А для чего секретничать-то?
«Этого тебе не понять», — хотел сказать Бакшин и не сказал, потому что, во-первых, Сашка понимает даже больше того, что ему положено по его возрасту, и, во-вторых, это бы означало конец беседе. И тогда снова наступит бесконечная госпитальная тишина и въедливые, выматывающие душу мысли.
— Вот встану на ноги, — заговорил Бакшин, стараясь придать своему голосу былую убедительность, — и все начнется по-новому. Мы наведем порядок. Ты всех слушал, а теперь меня послушай, я побольше многих знаю…
Он снова умолк, словно набираясь сил для продолжительного разговора, но на самом деле он просто не знал, что сказать, как убедить Сашку, доказать ему, как необходимо было послать Таисию Никитичну в немецкий госпиталь. И что значит жизнь одного человека, если идет война? Даже если этот человек он сам. Как сказать все это, чтобы Сашка поверил ему?
— Ничего, — повторял Бакшин, не зная, что сказать, — ничего, вот кончится война…
Но Сашка не любил утешителей и не верил в утешения. Горячая мальчишеская ненависть зазвенела в его речи:
— Нет уж. Виноватые не любят виноватиться.
— Что? — Как бы поперхнувшись этим неслыханным словом, пробивающим брешь в его спасительной объективности, Бакшин проворчал:
— «Виноватиться!» Нет такого слова…
И в ответ услыхал:
— Всякие есть слова.
Вот и поговорили по душам.
А еще предстоит разговор с Емельяновым, и плохо будет, если получится только один разговор, последний, если после этого разговора больше не о чем станет говорить.
Виноватые не любят виноватиться. Это он про кого? Ну да, конечно, он его, Бакшина, считает виноватым. В чем только? Придет время, скажет. И тот, Емельянов, тоже скажет. А собственный сын? Что говорить им всем?
Бакшин спросил:
— В общем, ты не собираешься у меня жить, так я тебя понял?
Не скрывая своих намерений, Сашка ответил:
— Так точно.
— Поедешь к Валентине?
— Она зовет. А мне больше некуда.
— У меня, значит, тебе не понравилось?
Сашка смолчал, тогда Бакшин спросил, чем он намерен заниматься у Валентины.
— Буду работать.
— Что? Я тебе поработаю! Учиться будешь. Молчи. Своевольничать мы тебе не дадим. Я и Валентине напишу, чтобы она тебя… — Утомленный этой вспышкой, Бакшин помолчал, собрался с силами и тогда уж спокойно заговорил: — Ты не думай, что я навсегда так немощным и останусь. Вот войду в силу, я тут у вас наведу настоящий порядок.