Вот этот дом. Загороженный шторами свет в окнах. Большой бюст Дзержинского на гранитном постаменте у входа. Ветер крутит у подножия желтые листья. Массивная дверь. У двери часовой. Елена Сергеевна торопливо прошла мимо и за угол в бюро пропусков. Снова вернулась обратно, но теперь в руке у нее пропуск, и на какое-то время она почувствовала себя выключенной из жизни.
Массивная дверь неожиданно легко отворилась, и Елена Сергеевна оказалась в ином царстве, устланном красными ковровыми дорожками, освещенном мягким красным и золотым светом. Здесь, в полукруглой нише, тоже стоял огромный, почти до потолка, гипсовый, под бронзу окрашенный монумент. Вся ниша за ним была задрапирована красным бархатом. У его ног, обутых в огромные солдатские сапоги, много цветов. Глядя на него, нельзя было отделаться от впечатления, что именно отсюда, от этого золотого идола, распространяется красно-золотистый свет и даже резкое парфюмерное благоухание. Во всем этом было что-то от примитивного великолепия языческих алтарей. Елена Сергеевна долго не могла понять, чем это пахнет, какой-то полузабытый запах, но только, вступив в коридор, где запах был крепче и определеннее, она поняла, что это просто одеколон. И не из лучших. Но все равно, она чувствовала себя грешницей, по ошибке затесавшейся в этот теплый, тихий рай.
Ее сразу провели в большую комнату, оказавшуюся приемной. Тут сидели один ангел и один грешник: невозмутимая выхоленная дева за маленьким столиком у высокой двери и на диване — истомленный ожиданием усатый мужчина. Она села рядом и тоже стала ждать.
Высокая дверь отворилась, и в приемную неторопливо вышел среднего роста и средних лет человек в отличном темно-сиреневом костюме. Его полное румяное лицо и темные глаза благожелательно сияли. Дева плавно поднялась: появился начальник.
— Здравствуйте, — проговорил он приятным баритоном, подавая руку Елене Сергеевне и усатому мужчине. — Вы знакомы? Нет? А пришли ко мне по одному и тому же делу.
Елена Сергеевна удивленно взглянула на усатого. Тот улыбнулся:
— Да я же вас знаю, хотя и заочно, так сказать. Семен Емельянов много о вас рассказывал. А я вроде его попечитель, хотя и самозваный. Гурьев, Василий Васильевич.
— Садитесь, — сказал начальник и сам сел на стул, предупредительно пододвинутый выхоленной девой. — А с вами, Елена Сергеевна, мы неоднократно встречались на партконференциях.
— Да, я помню, — ответила она, успокаиваясь оттого, что свидание, которого она так трепетно ожидала, принимает непринужденный характер. Она только все ждала, когда же начальник заговорит о самом деле, и, волнуясь, готовилась все рассказать так, чтобы он выслушал и понял, как важно то, за чем они пришли.